Умер народный артист СССР Алексей Владимирович БАТАЛОВ. И мне захотелось найти интервью, которое он когда-то дал нашей газете. Оказалось, это было накануне 70-летнего юбилея актёра. Почти двадцать лет назад.
Алексей Владимирович всегда воспринимался положительно. Дело тут в его героях — благородных, добрых, жертвенных. А положительные качества невозможно сыграть. Их надо иметь. И они у Баталова были.
Мы встречались с ним в Марфо-Мариинской обители Милосердия. Он входил в совет её попечителей. А сёстры обители помогали Баталовым ухаживать за их больной дочерью Машей — она не ходит и не говорит.
Из семей с такими детьми папы обычно быстро уходят. А Алексей Владимирович принял этот крест. Машу развивали, занимались с ней. Родители помогли ей окончить институт, по её сценарию снят фильм «Дом на Английской набережной». Это же подвиг.
— Как начинался ваш путь в вере, Алексей Владимирович? — был мой первый вопрос к Баталову.
— С живых впечатлений — самых ранних. Бабушка была верующий по правде человек — лёгкий, добрый. Поэтому церковные праздники мы, пусть закрыто, пусть дома, но встречали. Не у всех и Пасха, а у нас она всегда праздновалась, как бы ни было нище, бедно в разные времена. И актёры МХАТа, которые дружили с отцом, дядей Колей, Андровской (семья же вся была мхатовская), все крутились вокруг нашего дома, стола.
— Теперь все эти люди стали легендой. Отец — актёр Владимир Баталов. Дядя Коля — его брат, заслуженный артист РСФСР Николай Баталов. Ольга Андровская — супруга дяди, народная артистка СССР.
— Но это бабушка Баталова в Москве, — продолжал Алексей Владимирович. — А родители мамы жили во Владимире. Наш дом — шагах в четырёхстах от кремля и главных владимирских святынь. Так что там тоже люди были определённого уклада. Потом их всех арестовали, и дом, таким образом, разрушился, превратился в коммунальную квартиру.
А дальше — Москва, Ордынка…
— Тут надо сделать отступление. Мама Алексея Владимировича актриса Нина Ольшевская рассталась с его отцом, когда сыну было пять лет. И вышла замуж за писателя Ардова. Жили на Большой Ордынке — напротив храма в честь Иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость» и Марфо-Мариинской обители Милосердия. Её только недавно закрыли и ещё помнили.
— К счастью, церковь напротив нас была открыта. Поэтому мама пойдёт туда постоять, а я — рядом. Так всё и шло понемножечку.
Да, и потом огромное значение имело то, что в этом храме был отец Киприан (Зернов), невероятно образованный, умный, добрый, тонкий человек. Он и дома бывал у нас. И очень я его любил.
Когда я стал уже актером, и особенно ходить в церковь мне было нельзя, отец Киприан в храме забирал меня наверх. Скажем, на Пасху я стоял наверху, и таким образом мог побыть от начала до конца Пасхальной заутрени.
— А причащать вас батюшка тоже наверх поднимался?
— Нет-нет! Причащался я только от случая к случаю. Взрослые-то годы прошли все на работе. То я в Ленинграде, то ещё где-то.
— А Евангелие — под рукой?
— Было, конечно, всегда со мной. И иконка моя была, отец Киприан дал мне её.
— Вы один из редких актёров, чьи герои — симпатичные люди. Вероятно, вера вам в этом тоже немножко помогала?
— Даже не немножко. Для человека, который по-настоящему верит, самое главное ощущение — что хорошо и что плохо, что в каком-то случае следует делать и что — не следует.
А если взять русскую классику, то вы ни одной страницы её не сможете отделить от православного мироощущения, будь то Толстой, Достоевский, Лермонтов.
В своё время я и студентам Евангелие давал читать. Нельзя было, мне говорили: «Как это так?!» И я пытался объяснить: невозможно играть «Преступление и наказание», не понимая, что там имеется в виду. Ну, говорите слова! Но как только вы пытаетесь понять, что делает ваш герой, так немедленно упираетесь в стену.
Я убеждён: признанная русская культура, в чём бы она ни проявлялась: в литературе ли, в театре, — складывается из двух половин. С одной стороны, из таланта и прозрения каких-то великих художников, а с другой — из православного мироощущения, миропредставления. Это мне абсолютно ясно.
У нас много пишут: ой, у нас такое Православие, так всё мило!
— Я, признаться, не встречала милых рассуждений о Православии. Мне всё больше попадаются нападки и тяжёлые проблемы. Церковь же — очень сложный организм, который включает в себя и нас.
— Людей грешных! А то складывается впечатление, что там всё хорошо.
— Церковь, безусловно, святая. Но мы — не святые.
— В том-то и дело! И те, кто в ней сейчас, ведь с улицы пришли.
— В вашей жизни были лёгкие времена?
— Я недавно подсчитал: четыре войны — на бабушек было, четыре — на маму. На наше поколение — две с половиной, если считать финскую. На этих войнах погибали близкие, друзья. Было страшно. Во всяком случае, похуже, чем сейчас.
А в 20-е годы? В театре — ужас. Есть нечего, одеваться не во что. За еду, за гостинец выступали, концерты давали. Мама, папа, тётя, дядя это прекрасно помнили и рассказывали — то со смешными историями, то с грустными.
— Значит, вы не поддаётесь панике?
— Нет. Чем хуже становится, тем больше надо людям держаться вместе, всё-таки помогать друг другу. Потому что ничего ценнее помощи близких, друзей просто нет. Надо сегодняшний день прожить — и прожить с ощущением, что ты не один.
Многие в эти дни посмотрели фильм «Летят журавли», сделавший Баталова знаменитым, другие фильмы с его участием. И сказали благодарные прощальные слова: «Господи, упокой раба Твоего Алексия во святом Царствии Твоем!»
Наталия ГОЛДОВСКАЯ