«Как хороша жизнь! Осенний день, небо сине-прозрачное, листва липы и серебристые тополя покрыты золотым блеском. Воздух уже холоден. Рано утром прилетели откуда-то стаи крошечных птах и заполонили сад, около которого я живу в Москве — в Сущёве. Птахи слетаются в весёлые стаи и болтают друг с дружкой без умолку. Вдруг, будто по приказу, поднимутся разом и исчезнут далеко в небе…
Напротив сада у пожарной части, на солнце, пожарные вычистили сапоги и расставили их по лавочкам — сами ходят босиком.
Я сижу у окна в доме старого генерала в отставке и пишу картину по его заказу».
Художник Константин Алексеевич Коровин вспоминал это далеко от России — в Париже. Там он жил с начала 1920-х годов. Коровин возвращался мыслями в прошлое. И чем больше видел в прожитом, тем больше удивлялся красоте и тайне мира.
Рассказ этот называется «Смерть отца». А первые слова в нём: «Как хороша жизнь!» Душе художника открылось: тайна смерти — тоже тайна жизни.
НЕМНОГО ИСТОРИИ
Константин Алексеевич родился в богатой купеческой семье. Потом отец разорился. Коровины узнали нужду, но не потеряли интереса, радости жизни. Константин поступил в училище живописи, в класс гениального Саврасова.
Везло ему на гениев. Он общался с Чеховым, Левитаном, Шаляпиным. Это был интерес взаимный. Прогулки на природе, весёлые шумные застолья, охота, рыбалка. И главное — разговоры. Великое богатство — поговорить с интересными людьми.
Отец Коровина тяжело болел. Его положили в больницу. И от генерала Константин Алексеевич отправился к нему: «Я надел отцу башлык на голову, завернул его в пальто, посадил с помощью больничной прислуги на извозчика, и мы поехали домой. Лицо отца было мертвенно-бледно, я едва удерживал его. Видно было, что ему трудно сидеть…»
Мы привыкаем к болезни близких. А Коровин был молод. Ему казалось: ну, сейчас отец плох, потом станет получше. Он не догадывался, что больного выписали из стационара умирать дома. Уйти в мир иной среди родных, в тёплой, знакомой обстановке.
Константин Алексеевич уехал на охоту в Перервы, за город: «Чудесно было в природе. И сколько дичи! Я стрелял куликов, уток. Тут же в береговые капустники влетали дупеля… Вскоре из моего ягдташа стали выглядывать их головки с длинными носами».
Возвращался Коровин усталый и счастливый. В вагоне у него хотели купить добычу.
— Ни за что! — ответил он.
С интересом смотрели на него гимназистки: герой! Константин Алексеевич вернулся домой — и сразу уснул.
«ТЫ НЕ ПРИШЁЛ ПРОСТИТЬСЯ»
Ночью его настойчиво будила мать:
— Костя, встань, отцу плохо… он умирает…
Но молодой человек не мог проснуться.
— Костя, Костя! — звала мать.
И не дозвалась. Ушла к умирающему, чтобы быть рядом.
Коровин остался один — и тайна стала открываться ему: «вдруг вижу во сне — стоит около отец на коленях и пристально смотрит на меня:
— Костя, ты не пришёл проститься! Прощай!
И постепенно исчезает, как-то уносится дальше, дальше, дальше…
— Куда ты? — спрашиваю с изумлением. А он уже издалека отвечает:
— Прекрасная тайна. Вечность».
Молодой человек сразу проснулся и пошёл в комнату отца. Тот уже умер. Мать стояла рядом на коленях, прижавшись лицом к его лицу. В руках отца была иконка.
«Я бросился к нему, — вспоминал Коровин, — стал ощупывать его руки, грудь — он был неподвижен. Я начал целовать его глаза, шею… Он был ещё тёплый, но неужели — мёртвый?»
Мать молилась. Пришёл доктор и подтвердил: наступила смерть. Пришёл священник со Святыми дарами. Всё это отпечатывалось в памяти молодого человека. Доктор сказал:
— Мальчик, не плачьте. У вас больная мать, пожалейте её. Отец ваш должен был умереть ещё в прошедшем году. Сердце у него устало. Умерло сердце.
«Мать отчего-то не плакала. А я прикладывался лбом к холодному стеклу окна и лил слёзы. А за окном заря занималась, наша русская тайная заря…»
НИЧЕГО ОБЫДЕННОГО НЕТ
Почему мы одно — помним, о другом — забываем? Это тоже тайна жизни. Возможно, что-то должно поддерживать и укреплять нас всегда. А чему-то мы потом удивимся, вспомнив вроде бы нечаянно. О нём не надо было думать, как не надо, чтобы левая рука знала, какое добро творит правая.
Нет ничего неважного, незначительного, обыденного. Всё — чудо и тайна. Но греховная мертвенность, автоматизм привычек лишают нас чувства единственности, значимости жизни.
И всё-таки бывают дни, когда каждое мгновение, слово врезаются в сознание. Константин Коровин вспоминал: как-то в молодости, весной, он вместе с Левитаном пришёл к Чехову. Антон Павлович тоже был студентом, подрабатывал писанием рассказов. Под ними ставил псевдоним: Чехонте.
В тот день у писателя собрались его сокурсники — студенты-медики, настроенные прагматично. Какая там тайна! Они жили в материальном мире, их волновали революционные идеи. Студенты критиковали Чехова, а он только посмеивался. Чувствовал, как глубока и таинственна жизнь.
Коровин вспоминал: «Странно спорили эти студенты. Они были, очевидно, недовольны Антоном Павловичем. Было видно, что он не отвечал… их идейному и поучительному толку. Они хотели управлять, поучать, руководить, влиять. Они знали всё — всё понимали. А Антону Павловичу всё это, видимо, было скучно».
Гости заявляли:
— Вы говорите, что вы человек без убеждений… Как же можно написать произведение без идеи?..
— Нет ни идей, ни убеждений… — отвечал Чехов.
Гости наседали:
— Кому нужны ваши рассказы?.. К чему они ведут? В них нет ни оппозиции, ни идеи… Вы не нужны «Русским ведомостям», например. Да, развлечение, и только.
— И только, — соглашался Антон Павлович. И вдруг предложил: — Поедемте-ка в Сокольники… Прекрасный день… Там уже цветут фиалки… Воздух, весна.
НЕПОНЯТНАЯ ПЕЧАЛЬ
По дороге идейный спор продолжался. Студенты сердились:
— Позвольте… сосна — продукт, понимаете? Продукт стройки… Понимаете? Дрова — народное достояние… Это природа создаёт для народа…
Будущие врачи, они не чувствовали красоты, радости, тайны бытия. Коровин отмечал: «Антон Павлович смеялся, студенты были серьёзны. У студентов была какая-то придавленность. Казалось, что забота-старуха по пятам преследовала их. Они были полны каких-то навязчивых идей. Что-то тяжёлое и выдуманное тяготело над ними, как какая-то служба, сковывающая их молодость. У них не было простоты и уменья просто отдаться минуте жизни. А весна была так хороша! Но когда Левитан, указывая на красоту леса, говорил: «Посмотрите, как хорошо, — один из студентов ответил: «Ничего особенного… просто тоска… Что тут хорошего…»
Вот что делает с человеком потеря чувства тайны! И Левитан подвёл итог:
— Ничего-то вы, цапка, не понимаете!
Коровин писал с удивительным внутренним простором:
«Мы шли по аллее.
Лес был таинственно прекрасен. В лучах весеннего солнца верхушки сосен красноватыми огнями сверкали на глубоком тёмно-синем небе. Без умолку свистели дрозды, и кукушки вдали таинственно отсчитывали, сколько кому осталось лет жизни на этой нашей тайной земле.
Студенты с пледами на плечах тоже оживились и запели…»
Чехов всегда носил с собой записную книжку. И на той прогулке он тоже что-то записал в неё. Потом сказал Коровину:
— А в весне есть какая-то тоска… Глубокая тоска и беспокойство… Всё живёт, но, несмотря на жизнь природы, есть непонятная печаль в ней.
Он чувствовал эту тайну.
ПРОСТЫЕ ИСТОРИИ
«На нашей тайной земле человек — создание подобия Господа, мудрый искатель справедливости, — писал Константин Коровин. — У меня в жизни было много встреч с людьми, и большими, и я видел много этих людей, озабоченных и обременённых исканиями правды и справедливости. Я уважал всегда этих людей и верил им. Но сам, к сожалению, не был умудрён в искании истины. Окружающая жизнь с её простым бытом как-то увлекала меня, и я задумывался о пустяках».
Возможно, так. Но скорее — совсем иначе. В окружающем мире Константин Алексеевич видел то, что другие не замечали. Чувствовал присутствие тайны, невидимой и прекрасной. Рассказывал истории про людей и зверей.
«Во время огромных снеговых заносов на юге России птицы с южных степей спустились все вниз, к самому морю. И в Крыму было много снега».
Коровин жил на даче в Гурзуфе. В его дом набились самые разные пичужки. «…а утром рано пришли ко мне в комнату, к двери, печальные и покорные огромные птицы — дрофы. Вошли ко мне, как какие-то монахини, и грелись…» — вспоминал художник.
Константин Алексеевич удивлялся: «Почему они знали, что я, Тефик и Осман их не убьём, не съедим, не продадим, когда другие их били палками и резали. Они не пришли на дачи, где их изжарят. Почему они знали, что потом, когда стает снег, я повезу их связанных в больших корзинах в степь, выпущу на волю. Тайна… Мало мы знаем тайн… Если бы мы больше знали тайн, может быть, было бы лучше на земле».
«ЗНАЙТЕ ВЕРУ, НАДЕЖДУ, ЛЮБОВЬ…»
Прошлым жить нельзя. Мы живём настоящим и будущим. Но прошлое остаётся в нас — и делает богаче, мудрее.
Константин Алексеевич пережил многих дорогих ему людей. Со многими был разлучён. Но они таинственно прорастали в нём. В Гурзуфе в 1912 году художник писал розы на фоне моря. Эти цветы он очень любил. Море окрашивало всё в голубые тона — даже розы. А справа на картине, между букетом и морем, написан домик Чехова. Антон Павлович — уже в ином мире. И художник постигал тайну вечной связи человеческих душ.
Коровин открывал людям, что понял сам. Говорил ученику Николаю Чернышёву:
— Знайте веру, надежду, любовь и во всех лишениях помните эти три. Если одну из них забыл — погиб.
Наталия ГОЛДОВСКАЯ