Откровения

УВИДЕТЬ ПАРИЖ И – ВЕРНУТЬСЯ В МОСКВУ

Василий Игоревич НЕСТЕРЕНКО – Народный художник России, действительный член Российской Академии художеств. Родился он на Украине в семье геологов. Когда Василию было 8 лет, родителей перевели работать в Москву.
В 13 лет Василий поступил в школу при художественном институте имени В. И. Сурикова.

-Я уже знал, чем буду заниматься до конца дней, – рассказывает он. – Моя жизнь тогда мало отличалась от сегодняшней: служение искусству – это сплошная работа.
-Учились вы великолепно.
-Четверок не было.
-Потом вдруг уехали в Америку.
-Не вдруг. В советское время было практически невозможно никуда выехать из страны. А художнику надо видеть великие картины не по репродукциям. Мне очень хотелось побывать в Дрезденской галерее, Лувре. Съездить в Италию, увидеть Боттичелли, Микеланджело, многих художников.
-И вы съездили?
-Да, первая поездка была как раз в Германию, потом в Париж. Когда я был студентом, мне даже удалось сделать персональную выставку в Токио.
Однажды меня спросили: «Поедешь в Америку?» Говорю: «Поеду!» Я ж не знал, что придется сдавать тяжелейший экзамен по английскому языку! Но с Божией помощью все удалось.
-Да еще и язык выучили!
-Надо сказать, что моему укреплению в вере во многом способствовала Америка, Нью-Йорк. Кто там бывал, поймут, что никакого чуда здесь нет. Многие американцы религиозны – не в пример нам, называющим себя православными. Конечно, у них другие конфессии, но они в воскресенье обязательно бывают в церкви, а мы – еще под вопросом.
И наши эмигранты первой войны очень религиозны.
-Вы общались с ними?
-Старался общаться только с ними и с нашими посольскими. А так я жил и учился в американском университете, где практически не было русских.
В Америке все другое – даже березы. Белки у нас маленькие оранжевые, а у них – большие серые. Меня это поражало: как же так? На душе было тяжело, и хотелось все время ходить в храм.
Во время одной службы я видел, как вынесли Курскую Коренную икону Божией Матери, знаменитую, изображенную на картине Репина «Крестный ход в Курской губернии». Помню замечательную поездку в Новодивеевский монастырь в Нануэте, где похоронено столько наших замечательных людей.
-Вы в Нью-Йорке стали воцерковляться?
-Нет, еще в Москве. Причащаться и соблюдать посты я начал примерно в 92-м году. Ходил в Донской монастырь и в храм иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость» на Ордынке. Там служил отец Борис Гузняков, и сохранялись традиции старинного московского храма.
-А у вас была верующая семья?
-В советское время верующие семьи были редкостью. Я имею в виду воцерковленных людей. Но, если не говорить о полном воцерковлении, то мои родители были верующими. И церковные праздники отмечали, и иконы в доме стояли. И крестили меня сызмальства. Я знал, что такое Пасха, Рождество. Но не более того.
Надо отдать должное нашей художественной школе, институту. У художников был особый путь. Мы рисовали храмы, русскую природу. Для многих это был путь к спасению – через творчество. А для многих – путь к падению через творчество.
-Так всегда бывает.
-Мы тоже сдавали марксизм-ленинизм. Люди сейчас не представляют, какая это дурь и как все это было сложно сдать. Историю искусств можно было прогулять. А вот попробуй прогулять историю партии!.. Советское время было атеистическим. Но сейчас сложнее. Столько выплывает нехорошей информации, что человеку в этом обилии сложно устоять.
В институте мы подробно изучали русское искусство и основы религиозной грамотности. Должны были разбираться в евангельских сюжетах. Ни в какой другой школе это и представить себе было невозможно.
-Безусловно.
-И здесь нам открывались очень многие вещи. Когда потом я поехал на практику в Ферапонтов монастырь, то творчество Дионисия уже воспринимал как знакомое.
Многие художники в советское время не были в чести. Вот и храм Христа Спасителя считали не представляющим художественной ценности. Помню, как-то на уроке в школе я смотрел репродукции пилонов, парусов храма. Тайком смотрел, поскольку за это по голове не погладили бы. И меня потрясло, как были скомпонованы, сделаны росписи. Просто глаз не оторвешь! И это не представляло художественной ценности. Что за глупость?
Прошло много лет – и эти пилоны я расписывал. Именно Воскресение Христово! Вспомнил тот момент в школе и подумал: «Не бывает ничего случайного в жизни».
-В храме Христа Спасителя вы работали один.
-А у меня не было помощников.
-Сейчас бы на такое пошли?
-Да, ведь силы дает Господь. Иной раз неделями делаешь какой-нибудь маленький пейзажик – и все никак не выходит. А здесь – колоссальные росписи: четыре многофигурных сюжета по пятнадцать-двадцать метров высотой. С многоэтажный дом. И всего за семь с половиной месяцев! Это крайне сложно, все надо было держать в голове.
У нас в церковной живописи есть два стиля – академический и древнерусский, или византийский. Для исполнения росписей в академическом стиле нужно больше времени.
-Почему?
-Во-первых, краска должна просыхать. Во-вторых, обработка формы длится дольше. Это усложняло задачу.
В XIX веке храм расписывали десять лет. Трижды снимали леса, чтобы снизу посмотреть, что получается. А тут ничего такого не было. И когда сняли леса, росписи оказались цельными. Вот это удивительно!
А те проблемы, искушения, которым мы подверглись, говорят о том, что дело это было угодно Богу. Есть же мнение, что без искушений Бог работу не принимает.
-Испытывает человека? А мне кажется, по-всякому случается.
-Не-ет! То, что искушения были, и обусловило результат. Это уникальный храм. И он зажил своей жизнью, когда в нем начали служить Литургию, стали привозить мощи святых.
-Начиная с момента, как в храме Христа Спасителя упокоились мощи святителя Филарета Московского. А вы знаете, что после революции 17-го года храм был захвачен обновленцами? И родители не разрешали детям ходить туда.
-А в Киеве Владимирский собор сейчас захвачен новой украинской церковью, еретической. Это ужасно! Только на экскурсию приходишь в наш храм, которому десять лет жизни отдали Васнецов, Сведомский и Катарбинский.
Два года назад у меня была выставка в Киеве. Собрались причащаться. А куда идти? Туда нельзя. Искали другое место.
-У вас есть картины на исторические, военные темы, портреты и пейзажи. Вы работаете во всех жанрах?
-Обнаженных нет.
-Точно, ню я у вас никогда не видела.
-Они были. Но меня не благословили их писать – и я перестал. Давно уже.
-Жанры как-то друг друга дополняют?
-Это вообще в традициях мирового искусства – уметь делать все. У меня есть главные ориентиры. В западном искусстве это Микеланджело, в русском – Александр Иванов. Хотя я учился у многих художников, в основном русских.
Как работал Микеланджело? Ему поручали сделать скульптуру – пожалуйста, роспись – тоже. Просили написать стихи – и он сочинял замечательные сонеты.
-А вы пробовали?
-Стихи? Пробовал в школе, но это не мое. Александр Иванов тоже делал огромные холсты и маленькие пейзажи, портреты, рисунки, этюды. Пожалуй, это был бы уже не я, если бы работал в одном жанре.
-Расскажите про свою семью.
-У нас хорошая семья – жена Ольга и двое детей. Ване пять лет, а Маше – три. Они уже становятся самостоятельными. Ходят в церковь, причащаются чаще нас.
-Завидуете?
-Конечно! Им поститься не надо, готовиться не надо. Ваня иногда просит меня рассказать ему о сложнейших вещах. Например, о Святой Троице. Заявил мне как-то: «Вот Бог разделил языки, когда строилась вавилонская башня. Но ведь первый язык был русский!»
Мне хочется верить, что дети будут лучше нас. Чехов всю жизнь выдавливал из себя раба. Он не представлял себе советское время. А то иначе бы относился к этой проблеме.
-К степени рабства?
-Да. Дети сейчас другие. Они не прошли через ту духовную бездну, в которую было брошено поколение 90-х. И у меня есть надежда, что они возьмут лучшее и от нас, и от нашей истории. Достойно поведут страну вперед.
-Но вы же сами сказали, что время стало намного тяжелее. И это на детей ляжет.
-Так и будет, когда они уйдут из-под опеки родителей. Хотя, казалось бы, вот он путь – в православной традиции. И все-таки главное для ребенка – семья.
-А для взрослого?
-Тоже. Все узнается в семье: отношение к тем или иным явлениям, книгам, фильмам.
-И даже наличие этих предметов.
-И что из них выбрать. Сейчас наши дети в основном смотрят советские мультфильмы, потому что они добрые. Мы стараемся очень дозировано показывать им что-то современное. Понятно, что долго так продолжаться не будет.
У меня есть знакомые, которые вообще убрали из дома телевизор. Но это не путь. Это все равно, что не давать сладкого и соленого. А потом они как начнут все это есть!
-Запретный плод притягивает.
-Мне кажется, единственный путь – православное воспитание. Церковь, воскресная школа могут дать какие-то ориентиры в мире. А светское образование, на мой взгляд, сейчас катится в пропасть. И художественное, и общее. Мне жалко на это смотреть.
-Древние художники постились, молились, когда писали иконы. А сейчас это больше молитва или технология?
-Когда пишешь икону, лучше поститься. Приводить свою душу и мысли в порядок. Например, Богородичные иконы для храма Христа Спасителя («Рождество Богородицы», «Введение во храм», «Благовещение» и «Успение») и Плащаницу Христову я делал в Великий Пост. Пост – самое хорошее время писать иконы.
Правда, в наше время сложно поститься, если живешь не в монастыре. Гораздо легче на Афоне. Там ничего не мешает.
-Вы на Афоне были?
-Дважды. А технологии не изменились с древних времен. Темпера существовала еще в античности.
Есть мнение, что появление новых технологий, например, компьютерной графики, сразу делает человека художником. Ничего подобного! Любая технология – только способ выражать чувства, мысли, способности, которые нам даровал Бог. Главное – какой ты художник.
Бог дает человеку талант, разум, чувства. И в творчестве мы можем уподобляться Творцу. Не зарывать талант в землю, а использовать его в верном направлении.
Беседовала Наталия ГОЛДОВСКАЯ

Подпись под иконой: Рождество. 2004 год. 270Х200 см