Домашнее чтение

 

«РОДНАЯ, ЯСНАЯ, ВЕЧНАЯ…»

 

Валентина Михайловна в 20-х годах Удивительная книга «Радость на веки» вышла в издательстве «Русский путь». Это переписка двух очень любящих друг друга людей – Алексея Федоровича и Валентины Михайловны Лосевых. Оба оказались в сталинских лагерях – она на востоке, он – на западе.

 

 

« Родная , вечная и ненаглядная! – писал Алексей Федорович. – Сколько дум и чувств посвящено тебе!»

«Бедный, милый, родной, измученный мой человек! – отвечала она. – Напиши обязательно сейчас же, как ты себя чувствуешь … Слава Богу за все! Я за себя ко всему готова и спокойна, но за тебя душа болит невозможно. Главное, не падаешь ли духом? Верю, что Господь по испытаниям и силы посылает. Я здорова, говорю это честно. Арестована была 5 июня прошлого года (в день свадьбы…)».

 

Через тысячи километров он взывал к ней:

«Родная, ясная, вечная! Какое счастье писать тебе и думать о тебе…»

«Я закован в цепи в то время , как в душе бурлят непочатые и неистощимые силы, в уме кипят и напирают все новые и новые мысли…»

 

«Только память о тебе и поддерживает тонкую, постоянную ниточку молитвы. Думается: если я не помолюсь о Ясочке (так они называли друг друга – прим .), то кто же о ней помолится? Прекращение молитвы переживается как измена не Богу, а тебе, и – поверишь ли – только это обстоятельство и заставляет еще молиться».

 

Так он был надломлен! Еще одно письмо:

«Радость моя, здравствуй! Родной, вечный человек, здравствуй! Опять ты выкинула номер – прислала мне, живущему под Питером, из сибирской глуши книги. Родная, только ты умеешь так обрадовать – и никто другой. Да откуда ты сама-то их взяла?»

 

Она знала, как его поддержать. И делала это.

«Девочка милая, ребенок мой ясный, улыбчивый, ласка вечности… – прости меня, спаси меня, освети своей улыбкой, не дай погибнуть в злобном холоде и мрачном безумии жизни. И плач мой утоли!» – просил он в минуты отчаяния.

«Ясочка милая, а жить так хочется, так хочется! Иной раз овладевает безумная жажда жизни. Хочется музыки, бетховенской, вагнеровской ; хочется фантастики романтической, гофмановской ; хочется чудесного, небывалого, чего-то сильного и резкого, и – только бы жить, только бы жить!»

 

Алексей Федорович Лосев – выдающийся ученый, философ и филолог, писатель. Валентина Михайловна – тоже ученый, астроном, умница, красавица. Она находила для мужа поразительно ласковые, нежные слова:

«Головушка моя ненаглядная, глаза мои родные, усталые, увижу ли, что они выражают, узнаю ли когда-нибудь, что пережил за эти 17 месяцев. Воистину, силы Господь с испытанием посылает! Слава Богу за все! Только бы там ( в ином мире – прим .) быть вместе, спастись».

 

«Здравствуй, милый, родной, живой, свой, ненаглядный человек! До сих пор не получила от тебя ни одного письма. Знаю о тебе только из писем моих стариков. И тому рада бесконечно. Я здорова, живу на лесоразработках, работаю статистиком».

 

«Все эти 22 месяца разлуки все к тебе взываю сердцем и умом: «Посоветуй что-нибудь». Как непомерно трудно было решать одной всякие бесчисленные вопросы, возникавшие все это время. Ну, какой же я одна-то человек? Ясочка же, Ясочка, хочется бесконечно повторять одно и то же. Ну, неестественно же, неестественно ведь врозь быть. Ну, как же так? Я сейчас здесь совсем, совсем одна».

 

«Мне важно быть с тобой … И если этого нет, тогда мне все равно, мыть ли полы или заниматься учетом чего-нибудь. Родной человек, радость моя, как часто чувствую твою память обо мне» (а «память» для них – это молитва . – п рим .).

Валентина Михайловна просто и тепло рассказывала о своей жизни, переживаниях:

«Сегодня шла по базару, слышу, нищие слепые поют старые, старые стихи. Все ходила и подавала нищим. Помнишь, Ясочка: «Дай Бог подать, не дай Бог просить». Подаю нищим и думаю: «Они думают, что я человек, а я такая же теперь нищая, да еще арестантка». А может, и я человек?»

 

«Радость моя, небо мое голубое, родное, бездонное, смотрю я эти дни, чем люди живут, да думаю все, сколько нам с тобой дано жизнью. И не знают люди все той великой полноты и цельности, какую дано было нам узнать. «Высота ль, высота поднебесная, глубина ль, глубина – океан-море!» Ясочка, какие просторы, раздолье, глубина в душе, а сколько и тихой, тихой ясности, светлой, прохладной, умной тишины. Какая блаженная радость умного созерцания и сердечной ласки.

 

Ты ли «думаешь» (то есть молишься – прим .) сейчас обо мне?»

 

«Ясочка» – это, вероятно, от слова «ясный»: солнце ясное. Читаешь – и в какой-то момент становится вроде бы неудобно заглядывать в чужую душу. Но письма эти пережили войну, были извлечены из воронки от бомбы. Не для того ли, чтобы и мы теперь погрелись – возле любви Лосевых? Чтобы поверили в то, что любовь и верность – существуют, несмотря ни на что?

 

«Разве может мне кто-нибудь заменить тебя или меня – тебе?! Одна мысль об этом оскорбительна – обидна и оскорбительна для нас обоих», – так выразил это Алексей Федорович.

 

Лосевы поженились в 1922 году. В День Святого Духа. В Сергиевом Посаде их венчал отец Павел Флоренский. С тех пор все у них вместе – молитва, наука, искусство, поиск. У супругов не было детей, и в 1929 году духовный отец постриг их в монахи с именами Андроник и Афанасия.

 

Лосев был арестован 18 апреля 1930 года. Приговор – 10 лет лагерей. Валентину Михайловну арестовали 5 июня – в годовщину их венчания. Приговор – 5 лет лагерей.

 

Он прошел круги ада: лесоповал, жизнь в сырых палатках. Стал инвалидом – и после этого у него уже была «легкая» работа, сначала сторожем, а потом и в конторе. Ей досталось меньше физических испытаний – «по силам». Через два года Лосевым удалось соединиться, досрочно освободиться. С них сняли судимость, в 1933 году они вернулись в Москву. И уже никогда не расставались – до самой смерти Валентины Михайловны.

 

Возле их любви оттаяла душой А.А. Тахо-Годи , которая сейчас бережно подготовила к публикации лагерные письма Лосевых. Вот что она написала в предисловии книги:

 

«Я пришла в дом на Арбате заниматься древнегреческой поэзией к профессору Лосеву в качестве аспирантки. Была поздняя осень 1944 г ., холод и хаос царили в квартире на втором этаже старого дома, где среди книг, рукописей и дров (топили печи) в кабинете сидел высокий человек с лицом римского консула, в черной шапочке и шотландском пледе. (…) С 14-летнего возраста я привыкла к жизни абсолютно свободной – никого и ничего нет (ни семьи, ни тепла – прим .). Дом в Москве разорен, отец расстрелян в 1937 г ., мать в мордовских лагерях, младший брат умер в тюремной больнице, старший на фронте, младшая сестра едва спасена от детского дома и находится у родных далеко на Кавказе. Живу в общежитии...

 

Получилось так, что Валентина Михайловна и Алексей Федорович стали моим домом, людьми, ближе которых нет. Так я и осталась в доме на Арбате на всю жизнь, а Валентина Михайловна передала мне Алексея Федоровича, мучительно умирая в 1954 году. Теперь на Ваганьковском кладбище они лежат рядом».

 

Монах Андроник прожил на земле еще 34 года. Но это была совсем другая разлука с монахиней Афанасией – неразлучимая и верная. Их лагерные письма напоминали ему о прошлом: «Родная, вечная и ненаглядная! Сколько дум и чувств посвящено тебе!» И говорили о будущем: «Только бы там быть вместе, спастись».

 

Наталья ГОЛДОВСКАЯ