Откровения
Откровения
Ушла из этой жизни Наталия Трауберг — выдающийся переводчик с английского, французского, испанского, португальского, итальянского языков. Это она открыла русскому читателю Гилберта Честертона, Клайва Стейплза Льюиса. Сегодня мы печатаем одно из последних интервью Наталии Леонидовны. Когда-то она писала о Честертоне и Сейерс: «В них не было ничего, что отвращает от “религиозной жизни”, — ни важности, ни слащавости, ни нетерпимости. И теперь, когда “фарисейская закваска” снова набирает силу, их голос очень важен, он перевесит многое».
— Наталия Леонидовна, на фоне духовного кризиса, переживаемого человечеством, многие ждут возрождения христианства. Причем считается, что все начнется в России, поскольку именно русское Православие заключает в себе полноту христианства всего мира. Что вы думаете по этому поводу?
— Мне кажется, что говорить о совпадении русскости и Православия — это унижение Божественного и вечного. И если мы начинаем рассуждать, что русское христианство самое главное на свете, то у нас — большие проблемы, которые ставят под вопрос нас как христиан. Что же до возрождений… В истории их и не было. Были отдельные сравнительно большие обращения.
Как-то раз некоторое количество людей подумало, что в миру ничего хорошего не получается, и ушло вслед за Антонием Великим спасаться в пустыню, хотя Христос в пустыне, заметим, провел всего сорок дней. В XII веке, когда пришли нищенствующие монахи, многие вдруг почувствовали, что их жизнь как-то с Евангелием расходится, и стали устраивать отдельные островки, монастыри, чтобы было по Евангелию. Потом опять думают: что-то не то. И решают пробовать не в пустыне, не в монастыре, а в миру жить близко к Евангелию, но отгородившись обетами от мира. Однако и это не сильно влияет на общество.
— В 70−е годы в Советском Союзе в церкви пошло много народу, не говоря уж про 90−е. Что это, если не попытка возрождения?
— В 70−е годы в церковь пришла, если так можно выразиться, интеллигенция. И когда она «обратилась», можно было заметить, что она не только не проявила христианских свойств, она, как оказалось, перестала проявлять и интеллигентские свойства.
— Что значит — интеллигентские?
— Которые отдаленно что-то христианское воспроизводят: быть деликатным, терпимым, не хватать себе, не отрывать другому голову и так далее…
Что такое мирской образ жизни? Это — «хочу», «желаю». То, что в Евангелии называется «похоть», «похотение». И мирской человек просто живет, как ему хочется. Так вот, в начале 70−х некоторое количество начитавшихся Бердяева или Аверинцева стали ходить в церковь. Но что вы думаете? Они ведут себя, как и прежде, как им хочется: раздвигая толпу, расталкивая всех. Они того же Аверинцева на его первой лекции чуть не рвут на части, хотя на этой лекции он говорит о простых евангельских вещах: кротости и терпении. А они, отпихивая друг друга: «Мне! Мне кусок Аверинцева хочется!»
Конечно, можно все это осознать и покаяться. Но много ли вы видели людей, которые приходили каяться не только в том, что пили или прелюбодействовали? Покаяться в прелюбодеянии — это пожалуйста, это единственный грех, который они помнят и осознали, что, впрочем, не мешает им потом бросить жену. Но гораздо больший грех – быть гордым, важным, нетерпимым и сухим с людьми, отпугивать, грубить…
— Об изменах супругов вроде бы в Евангелии очень строго сказано?
— Сказано. Но не все Евангелие этому посвящено. Есть один удивительный разговор, когда апостолы не могут принять слова Христа о том, что двое должны стать одной плотью. Они спрашивают: «Как так? Это же невозможно человеку!» И Спаситель открывает им эту тайну, говорит, что действительный брак — это абсолютное соединение. И добавляет очень милостиво: «Кто может вместить, да вместит». То есть кто может понять, тот поймет.
Так все это перевернули и сделали даже закон в католических странах, что нельзя разводиться. А вот попробуйте сделать закон, что нельзя наорать. Но Христос говорит об этом гораздо раньше: «Гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду».
— А если не напрасно, а по делу?
— Я плохой библеист, но уверена: здесь слово «напрасно» — интерполяция. Христос не произносил его. Оно вообще снимает всю проблему, потому что всякий, кто гневается и орет, считает, что делает это не напрасно. А ведь сказано: если «согрешит против тебя брат твой… обличи его между тобою и им одним». Наедине. Вежливо и бережно, как сам хотел бы, чтоб обличили тебя. И если человек не услышал, не захотел услышать, «тогда возьми одного или двух братьев» и поговори с ним еще раз. И, наконец, если он и их не послушал, то будет он тебе как «язычник и мытарь».
— То есть как противник?
— Нет. Это значит: да будет он как человек, который не понимает такого типа разговора. И ты тогда отойди в сторону и предоставь место Богу. Эта фраза — «предоставьте место Богу» — повторяется в Писании с завидной частотой. Но много ли вы видели людей, которые эти слова услышали? А много ли мы видели людей, которые пришли в церковь и осознали: «Я — пустой, у меня ничего нет, кроме глупости, хвастовства, хотений и желания самоутвердиться… Господи, как Ты это терпишь? Помоги мне исправиться!»
Ведь суть христианства в том, что оно переворачивает всего человека. Есть пришедшее из греческого языка слово «метанойя» — перемена мышления. Когда все, что считается важным в мире: удача, талант, богатство, хорошие свойства, — перестает быть ценностью. Любой психолог скажет тебе: верь в себя. А в церкви ты — никто. Никто, но очень любимый. Там человек, как блудный сын, оборачивается к отцу — Богу. Приходит к Нему, чтобы получить прощение и какое-то присутствие хотя бы во дворе у отца. Отец к нему, нищему духом, склоняется, плачет и пускает его вперед.
— Так вот в чем смысл слов «нищие духом»?
— Ну да. Все думают: чтобы это такое могло быть? Но как бы это ни толковать, все сойдется к тому, что у них ничего нет. У мирского человека всегда что-то есть: мой талант, моя доброта, мое мужество. А у этих нет ничего: они во всем зависят от Бога. Уподобляются детям. Но не потому, что дети — прекрасные чистые существа, как утверждают некоторые психологи, а потому, что ребенок беспомощен совершенно. Он не существует без отца, он не сможет поесть, не научится говорить.
И нищие духом — такие. Приход в христианство означает, что какое-то количество людей будет жить невозможной с мирской точки зрения жизнью. Конечно, случится и такое, что человек по-прежнему будет делать то, что нам, жалким, несчастным и смешным, свойственно. Может «надраться», как сивый конь. Может влюбиться не тогда, когда надо. В общем, все человеческое в нем останется. Но отсчитывать поступки и мысли ему придется от Христа. И если человек принял, открыл этому не только сердце, но и разум, то обращение в христианство произошло.
— Большинство христиан знает о существовании разных конфессий, некоторые интересуются каноническими расхождениями. Это имеет значение для повседневной жизни христианина?
— Думаю, что нет. А иначе получается, что, придя в церковь, мы просто пришли в новое заведение. Да, оно красивое, да, там дивное пение. Но очень уж опасно, когда говорят: мол, люблю такую-то церковь, потому что там поют хорошо. Уж лучше бы помолчали, честное слово, потому что Христос-то нигде не пел. Придя в церковь, люди оказываются в заведении, где все наоборот.
— Это в идеале. А на самом деле?
— На самом деле это очень сегодня распространено: «наши» – «ваши». Кто круче — католики или православные? Или, может, раскольники? Последователи отца Александра Меня или отца Георгия Кочеткова?
Все разделены на крохотные партии. Для одних Россия — икона Христа, для других — наоборот, не икона. Еще у нас ведь как принято у многих? Причастился, вышел на улицу, всех презираю, кто не воцерковился. А ведь мы вышли к тем, к кому Спаситель нас послал. Назвал нас не рабами, но друзьями. И если ради идеи, убеждения и интереса мы начинаем «гнобить» тех, кто живет не по нашему закону, тогда мы не христиане, правда?
Или вот есть статья у Семена Франка, где он говорит про красоту православных храмов: да, мы увидели мир дивной красоты и очень его полюбили, и поняли, что это самая важная вещь на свете, но вокруг нас люди, которые этого не понимают. И есть опасность, что мы начнем с ними бороться. А мы, к сожалению, движемся в эту сторону.
Например, история с чудом Благодатного огня. Считать, что мы, православные, самые лучшие, потому что только нам, на нашу Пасху Благодатный огонь появляется (а всем остальным — «фиг»), это же потрясающе! Получается, что люди, родившиеся, скажем, во Франции, где католичество, отвержены от Бога. От Бога, Который говорит, что христианину надо, как солнцу, светить на правых и неправых! Какое все это имеет отношение к Благой вести? И что это, если не партийные игры?
— По сути, это фарисейство?
— Да. А ведь Христос, если кого-то и не прощал, то только «самоправедных», то есть фарисеев. Нельзя жизнь по Евангелию построить с помощью закона: не сходится, это не Эвклидова геометрия.
И еще у нас восторг перед силой Бога. Но зачем? Таких религий полно. Любая языческая религия восторгается силой богов, магией. Отец Александр Шмеман писал, да, может, и раньше писали, что христианство – не религия, а личная связь со Христом.
Но что происходит? Вот молодые парни, улыбающиеся, переговаривающиеся, идут к Причастию. А сзади старушки с палочками, после операции. И парням даже в голову не придет пропустить бабушек. И это во время Литургии, где в очередной раз все было сказано!
Я несколько раз не шла причащаться от злости на это все. А потом на радио «Радонеж» (обычно в воскресенье), говорила слушателям: «Ребята, сегодня из-за вас не причащалась». Потому что посмотришь, и уже в душе делается такое, что не то что причащаться, но стыдно и на церковь смотреть.
Причастие — не магический акт. Это Тайная вечеря, и если вы пришли справить с Ним вечно теперь справляемый вечер перед Его смертью, то постарайтесь услышать как минимум одну вещь, которую Христос добавил в Новый Завет и которая перевернула всё: «Да любите друг друга, как Я возлюбил вас».
Елена БОРИСОВА
(Печатается с разрешения журнала «Эксперт»)