-Вы заслуженный артист? – спросила я Валерия Андреева, актера Московского театра русской драмы «Камерная сцена».-Вы заслуженный артист? – спросила я Валерия Андреева, актера Московского театра русской драмы «Камерная сцена».
-Нет, пока только народный, - пошутил он.
Но в этой шутке – доля правды. Только что закончился спектакль «Дон Жуан». Валерий играл Сганареля, слугу. На первый взгляд, роль комическую. Но в его герое чувствовались человеческая мудрость и глубокая искренность. Народ (то есть мы, зрители) это оценил.
Про Валерия Андреева в театре говорят:
-Он удивительно добрый и отзывчивый человек!
И прибавляют значительно:
-А еще Валерий Павлович строит дом!
Художественный руководитель «Камерной сцены», заслуженный деятель искусств России Михаил Щепенко рассказывает:
-Он у нас давно, пришел сюда 32 года назад, когда ему было 14 лет. До этого состоял на учете в детской комнате милиции. Да-да! Поначалу Валерий то уходил из театра, то снова возвращался. Но, слава Богу, потихоньку все сложилось.
Вот так и определилась тема нашей беседы с актером – о его жизни и его доме.
-Говорят, вас в театр милиция привела? – спрашиваю Валерия Павловича.
-Нет, это басня! – возражает он. - Привела меня судьба. Я учился в восьмом классе спортивной школе, играл в регби. С этим видом спорта надо было прощаться: особых достижений у меня не было. А травмы набегали.
Я перешел в обычный класс – и просто помирал со скуки. Что делать дальше, не знал. Как-то на последнем уроке к нам в класс зашел Михаил Григорьевич.
-Щепенко?
-Да, и пригласил нас заниматься в театральной студии. Предложил прочитать какое-то стихотворение. Я был самый последний, и пока все читали, это стихотворение выучил. Прочитал – и не придал этому значения.
-Но в студию пришли?
-Да, это был клуб при ЖЭКе. На первом занятии мне было жутко скучно. Там собрали ребят, начиная со второго класса. И я – самый старший. Все эти театральные упражнения мне казались детским садом. Ведь я уже был подростком с биографией, с насыщенной дворовой жизнью. И все время отпускал какие-то неудачные хохмы.
В один день, когда не было Михаила Григорьевича, совсем «достал» Тамару Сергеевну (Баснину, супругу Щепенко, теперь – заслуженную артистку России, директора театра – прим.).
-И она не выдержала?
-Видимо, было уже невозможно терпеть. Тамара Сергеевна сказала: «Уйди отсюда!» И я ушел. Подумаешь! Ходил-то туда время убить.
Прошло около месяца. Мне стало не по себе, потянуло в студию. Потом через несколько лет я это анализировал и понял: меня привлекала личность Михаила Григорьевича. Мне не хватало мужского, глубокого, отцовского общения.
-Росли без отца?
-С отчимом. Но он жил сам по себе, а я сам по себе. Мама меня, конечно, выравнивала. Она была той жердочкой, которая помогала не упасть «канатоходцу».
Как-то я все-таки пришел в студию. Мне было стыдно войти в класс. Не зная, как себя заявить, я стал свистеть в коридоре. Сильно! Вышел разъяренный Михаил Григорьевич: кто ж там мешает?! Увидел меня – и говорит: «Заходи!» И я, превозмогая самого себя, опять стал заниматься с детишками, доходил до конца учебного года.
А на следующий год Михаил Григорьевич позвал меня в юношескую студию. И я увидел, что там занимаются взрослые люди, даже замужние и женатые. И занимаются на полном серьезе, самозабвенно. Тут у меня пошла переоценка. Начал узнавать историю русского театра. Горизонты стали удаляться, удаляться…
-А чем больше узнаешь, тем больше не знаешь.
-Но все равно я себя не видел актером. Никогда не мечтал ни о каких ролях. Ломал себя, заставлял выйти в этюде с кем-нибудь сыграть. Потом начался этап жизни на улице Чехова.
-Это когда из студии при ЖЭКе вырос пусть любительский, но уже настоящий театр?
-Да, и возникло общественное мнение, свой зритель. У меня тоже начался внутренний рост, я начал писать стихи. Рождаются две-три строки, я их запоминаю, а вечером прихожу домой – и записываю на бумагу. Например:
Я чувствую душой и телом
Приход капельной стукотни.
Еще вчера метель гудела,
Сегодня – первый штрих весны.
-Хорошо! Сколько же лет вам было?
-Семнадцать. Когда Михаил Григорьевич увидел мои первые вирши, он меня отрекомендовал в литературную студию.
-А чем вы занимались помимо творчества?
-Учился в ПТУ на повара.
-Дальше была армия?
-Да. Оттуда я вернулся в 85-м году. И сразу пришел в театр.
-Не домой, а в театр? Скучали по нему?
-Конечно, скучал. Приняли меня очень хорошо. Ждали, что я останусь.
-А вы?
-Как-то оттягивал свое возвращение. Не знал, чем заняться. Может быть, литературой.
Друзья затянули меня в одну театральную студию. И я начал существовать в ней как человек, который уже имеет опыт. А он у меня действительно был. И была школа. Потому что у Михаила Григорьевича – профессиональные требования и к детским коллективам, и к подростковым, и к взрослым.
Я начал создавать свой театр. Быстро нашел помещение, собрал молодых ребят – от 14 лет и даже старше меня. Мы сделали первый спектакль по рассказам Антона Павловича Чехова. Правда, это было уже с моей женой.
А познакомились мы с ней в метро. На станции «1905 года»… Или «Баррикадной»?
-Тогда, наверное, казалось, что вы этого никогда не забудете?
-Я ехал в студию на репетицию с какой-то аппаратурой. И вдруг смотрю – навстречу мне по платформе идет – чудо. Меня начинает распирать ощущение радости. Чувствую, что это происходит и с ней. И одновременно – чувство неловкости, стыда. Мы же незнакомы, но ощущение – что знакомы, что встретились.
Она чуть-чуть прошла мимо меня, а я – мимо нее. Остановились спинами друг к другу. Дальше не идем. Подошел поезд. Мы стояли перед одной дверью. Вошли в вагон. Он был пустой или полупустой.
Я подумал: «Если сейчас сяду, то разрушу связь, которая возникла. Мне будет дальше и лень, и неловко ее опять настраивать». Это же очень тонко.
Я стал у двери. Она тоже. Доехали до станции «Полежаевская», мне надо было выходить. А я жил по жесткому принципу: если что наметил – сделать обязательно. Но почувствовал: если выйду сейчас, то мы уже никогда больше не увидимся.
С другой стороны, я понимал: зачем мне это необыкновенное, это чудо? Она же очень красивая. Это столько хлопот! И вообще – зачем это нужно? У меня студия, дело, люди, с которыми занимаюсь. Я нашел себя.
-И что же?
-Сказал себе: «Ну, ладно! Последний раз» (смеется). Мы доехали до метро «Тушинская», вышли.
-И дальше на электричке – за город?
-Нет, мы общались минут сорок. Я ей тезисно объяснил, что мне нужно в жизни. Цель моя – создать театр. И женщина, которая захочет быть рядом со мной, должна прийти в студию и там остаться. Быть рядом со мной. Иного пути просто нет.
-И вы поехали в студию?
-Да.
-А она?
-Вместе со мной. И осталась. Помогала мне, как могла.
-Почему же вы вернулись к Щепенко в «Камерную сцену»?
-А у меня всегда была надежда, что возникнет некая лаборатория между нашими коллективами. И тут началось жесткое время. В один момент к нам пришли люди с полубандитскими физиономиями. Сказали: «У, как здесь здорово! Нам нравится, теперь тут будем мы!»
И все благополучно для всех развалилось.
-Почему это – благополучно?
-Потому что не было необходимости создавать два похожих театра. Что-то я делал под копирку.
-Как ученик Щепенко?
-Да. И я вернулся в театр. Меня приняли в качестве рабочего по зданию. Потом ввели в спектакль «Конь Вороной». Постепенно я стал переходить в иное качество бытия. Окончил Ярославский театральный институт.
-Вы не хотели быть актером. Теперь иначе?
-Мне стало это нравиться после того, как начало что-то получаться. Ты говоришь – и зрительный зал замирает. Что-то происходит между твоим персонажем – и им.
-На премьере спектакля «По самому по краю» Михаил Григорьевич предупредил зрителей: в основу этой страшной истории об алкоголике положены реальные события, происходившие в театре. Вы играли главную роль погибающего от водки человека.
-Но герой, которого я пытаюсь создать на сцене, это, конечно, не я. Хотя многие его черты есть во мне. Всегда интересен момент падения и момент раскаяния человека. Когда есть раскаяние, тогда есть, что играть (не важно, большая это роль или маленькая).
-И есть, над чем размышлять зрителю.
-Иногда люди пьют от того, что не смогли реализовать свой талант. Человек чувствует в себе силы, а приложить их – некуда. Мне кажется, у каждого мужчины должна быть отдушина: в творчестве, около творчества. Рыбалка, грибы, футбол с друзьями по выходным.
-Или строительство дома?
-Да.
-У вас ведь двое сыновей?
-Никите – 19, а Кириллу – почти 14 лет.
-Они помогают вам строить дом?
-Мы строим его не сами! У нас бригада рабочих. Мы продали квартиру в Москве, но деньги быстро закончились. Их надо зарабатывать. И я с этой бригадой стал брать подряды. Сейчас достраиваем два дома – с архитектором, конструктором. Там я выступаю как организационная, движущая сила. Как руководитель процесса.
-Так вы могли бы теперь бросить театр?
-Нет! Это моя профессия.
-В «Камерной сцене» начинается тридцатый сезон. Почему вы именно тут?
-Потому что я здесь родился. И здесь умру. Хотя, конечно, не знаю, как сложится…
С Валерием Павловичем мы проговорили за полночь.
-Я отвезу вас домой, - предложил он.
Так я убедилась в его доброте и отзывчивости. Мы вышли из театра. Мне, конечно, было интересно, на каком автомобиле ездит народный артист. У служебного входа стоял… грузовик. Хороший рабочий грузовичок.
-Мне – в кузов? – спросила Валерия.
-Нет! – и он открыл дверцу кабины. Как же хорошо мы прокатились по ночной Москве! Незабываемо.
Беседовала Наталия ГОЛДОВСКАЯ
На фото Валерий Андреев в роли Сганареля