-Совесть у вас будет гибкая! – говорил в 20-х годах прошлого столетия протоиерей Валентин Свенцицкий, обращаясь к племяннику Анатолию. Толя был еще ребенком. Но его удивительно цепкая память сохранила четкие воспоминания о той эпохе. И уж тем более – о позднейший временах.
Крестил Анатолия дядя. Назвал так в честь своего духовника – Оптинского старца Анатолия, теперь прославленного святого.
-А тогда в святцах было четыре Анатолия, - рассказывал Анатолий Борисович (Царство ему Небесное!). – Три мученика и патриарх. Конечно, дядя выбрал моим покровителем патриарха. Он надеялся, что я стану проповедником. Но в те годы проповедовать было нельзя. И я выбрал профессию актера.
Анатолий Борисович занимался в училище при Малом театре. Выступал во фронтовых бригадах в годы войны. Играл в разных театрах страны. Однажды в спектакле «Коварство и любовь» по Шиллеру опустился на колени – и не смог встать. Так проявила себя болезнь ног.
И Свенцицкий ушел на эстраду. С литературными программами объехал всю страну. В годы соцреализма и тотального истребления настоящего искусства читал со сцены Пушкина, Ахматову, Гумилева, Пастернака. Говорил человеку – о его душе, великом достоинстве.
Недавно в Издательстве Московской Патриархии вышла книга воспоминаний Анатолия Свенцицкого. Называется она «Невидимые нити». Это те самые нити, которые связывают человека с Небом и другими людьми. Вчитайтесь в эти строки очевидца.
«Наступил 1941 год. Началась война. Многим, даже части духовенства, казалось, что с Церковью в СССР покончено навсегда. Но церковные люди не должны забывать, что жизнью Православной Церкви руководит Сам Христос, это только кажется, что руководят иерархи.
Были ли предпосылки церковного возрождения в предвоенные годы? – Были! И, прежде всего, новомученичество. Очищение через кровь христиан. Так считали и мой дядя отец Валентин Свенцицкий, и архиепископ Киприан (Зернов). В дореволюционной Церкви было много греха, включая сотрудничество с Григорием Распутиным, в послереволюционной – также много греха...
И вот в ноябре 1941 года прозвучало на весь мир: «Братья и сестры! Да осенит вас победоносное знамя Александра Невского!..»
Обращение Сталина было поддержано посланием митрополита Сергия (Страгородского) к воинам и мирянам. С этого обращения начался путь сближения Церкви и советской власти…
Один из протоиереев смоленского Успенского собора, смеясь, рассказывал мне любопытный эпизод.
«Сентябрь 1943 года. Началось отступление гитлеровцев и наступление Советской Армии… И вот из штаба дивизии поступает телеграмма в Ельню, только что освобожденную нашими войсками, к командующему частью полковнику, освободившему город: срочно открыть храм, найти священника и служить благодарственный молебен о победе и произнести многолетие великому вождю народов – товарищу Сталину. На молебне лично присутствовать.
Полковник растерялся и решил, что в штабе измена. Никаких действий не производил. Снова телеграмма. Открыть храм, найти священника, возгласить многолетие Сталину. О совершении молебна доложить в штаб. За неповиновение – полевой суд. «Что поделаешь, придется искать попа», - решил полковник. Но где? Стал наводить справки. Попов нигде нет, все храмы в Ельне давно закрыты и разрушены. Оставался один на окраине и то без окон…
Вдруг одна из жительниц сказала: «Да есть тут, на улице Урицкого, вроде бы жил поп, но ведь очень старый». Срочно и лично едет полковник, - торжественно, на «виллисе» - на улицу Урицкого к попу. Заходит в дом, а священник, которому было уже за восемьдесят, окаменел совсем. Решил, что раз приехали военные, то немедленно повезут его расстреливать. «За что – и сам не знаю, - признавался он потом, - с немцами вроде бы не сотрудничал, да и не служил лет тридцать… так, плотничал помалу, пока мог».
«Батюшка, - сказал полковник, - нужно срочно церковь открыть и служить завтра благодарственный молебен и произнести многолетие товарищу Сталину». А священник смотрит на полковника, не мигая, и невольно щупает себе руку: не сон ли?..
«Да вы что, онемели? – начинает сердиться полковник. – Завтра служить надо, уже и листовки развесили!» А священник, запинаясь, говорит: «Мне что, я отслужу! А потом не расстреляете меня?» - «Да вы что, с ума, что ли, спятили? К награде представим!..»
Отец наш ельнинский, покойный Василий (помню его, когда еще был мальчишкой), где-то отыскал старенькое облачение, скуфью, кадило; отслужил и молебен водосвятный, и многолетие первоверховному вождю Иосифу громогласно произнес, и даже отслужил панихиду по павшим воинам.
Народу собралось множество. Все пели: «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое, победы на сопротивныя православному воинству даруя и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство», а моя бабушка сказала: «Боголепно-то как, прямо как при царе…» Я сам видел, что полковник-коммунист дважды перекрестился, когда возглашал отец Василий многолетие Сталину! А отец Василий потом получил и награду – орден Красной Звезды, которым очень гордился и всегда его носил и завещал похоронить себя с орденом…»
-Такие вот были дела, - закончил свой рассказ протоиерей смоленского собора.
Но ни полковник, ни отец Василий, конечно, не знали о примечательной Литургии в Елоховском соборе в Москве 4 ноября 1941 года, на которой присутствовал я».
А на этой Литургии, в день Казанской иконы Божией Матери, впервые поминали Сталина. И собирали пожертвования верующих – на строительство танковой колонны. «Огромное количество денег положили москвичи на тарелки», - отметил Анатолий Борисович.
Однажды в 1946 году, уже после войны, Свенцицкий был в храме. Литургию служил Святейший Патриарх Алексий I. В конце начали петь многолетие, в том числе и «первоверховному вождю».
«И в это время случилось невообразимое: буквально из-под державшей крест руки Святейшего Патриарха высунулась пожилая женщина и, плюнув в отца Николая Орфенова (диакона – прим.), неистово закричала: «Не смейте поминать диавола, христопродавцы!» Откуда только взялась она на солее?
Удивительно, что отец Николай не сорвал голос! Во всю силу он уже не запел, а закричал: «Многая лета!»
Руки регента Орлова судорожно метались, хор буквально кричал, но женщину заглушить не могли, она все плевалась и яростно кричала…Спокойным оставался лишь Святейший Патриарх Алексий I… Отец Александр Толгский лицом стал белее алебастра. Страшнее всех ведь было ему, настоятелю: так-то он воспитал паству!!! (…) Перед ним, избежавшим ГУЛАГ в 1930-х, теперь явственно замаячил его призрак.
Патриаршая кафедра, на которой стоял отец Николай Орфенов, мгновенно оказалась как бы в вакууме. Началась давка, молящиеся устремились к выходам, храм в несколько минут опустел. Но надо отметить, что и настоятель отец Александр, и весь причт, и староста, несмотря на этот случай, остались на своих местах и не были сняты с прихода!
Почему обошлось без жертв – неизвестно, видно, Промысел Божий; у меня же тогда было такое ощущение, что вот-вот подадут автобусы и всех нас повезут расстреливать. Еле выбравшись из храма, я бросился бежать на квартиру в Большой Левшинский переулок. Как герою А. С. Пушкина, бежавшему от «Медного всадника», так и мне казалось, что за мной гонятся. Таков был страх!» - вспоминал Анатолий Борисович.
И еще строки из книги:
«В те годы мне порою приходилось выступать в бывших храмах и в Москве, и во многих городах, где бывал на гастролях. Было, конечно, тяжело. Только Иван Семенович Козловский на звонок администратора Тамары Исааковны Герзон имел смелость отвечать:
-На Страстной неделе я, уважаемая Тамара Исааковна, не выступаю в концертах и в опере не пою! А в Великий Четверток, как благоразумный разбойник, возглашаю: «Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствие Твое!»
Герзон своим могучим голосом возмущалась на все четыре этажа здания «Москонцерта»… Но я, молодой актер, в 1952 году отказываться не мог – за такой отказ можно было свободно угодить в ГУЛАГ».
Церковь постепенно укрепляла свои позиции. Но часто, как считал Свенцицкий, шла на уступки там, где нельзя было этого делать. И вот что случилось:
«Отдыхая в августе 1954 года в Сухуми, я увидел на стенде газету «Правда». Заголовок «Свет против тьмы!» - сразу бросился в глаза. С ужасом читал я вытащенный на свет, казалось бы, уже из полного забвенья услужливый антирелигиозный рассказ Серафимовича «Родник» и стихи… Д. Бедного! Так и пахнуло страшными днями моего детства…»
«Венцом богохульной деятельности Хрущева был взрыв собора Преображенского полка, построенного Петром Великим в 1709 году на Преображенской площади в Москве… Официальная причина: постройка метро открытым способом. Но разве нельзя было вывести станцию на поверхность в ином месте? Конечно, можно!
Преображенский собор как памятник архитектуры был услужливо снят с государственной охраны, а за согласие закрыть храм староста получил от Моссовета трехкомнатную квартиру. На послание прихожан собора, кстати, поддержанное Н. С. Тихоновым, в Комитет защиты мира Н. С. Хрущев ответил: «Ничего, еще не одну церковь в Москве и в других городах взорвем…»
И вот, когда все уже было вывезено из собора, в том числе иконостас, впоследствии установленный в храме Архангела Гавриила (Меньшикова башня) в Телеграфном переулке, и иконы, частью перенесенные в Воскресенский храм в Сокольниках, - лишь русские женщины, около сорока прихожанок, не покидали уже оскверненный коммунистами храм.
«Не дадим взрывать!» - с этими словами они отстаивали собор до конца. Спали ли в ту сатанинскую ночь весьма престарелый настоятель собора отец Константин, ныне давно покойный, староста храма в своей новенькой трехкомнатной квартире, председатель Общества охраны памятников старины, руководитель московского метрополитена, кстати, вскоре потерявший свою любимую дочь? А женщины бодрствовали…
Когда над столицей всходило солнце, к собору подъехали два грузовика, на них силой погрузили женщин и увезли в неизвестном направлении. Вечная им слава!»
С книгой Анатолия Борисовича Свенцицкого «Невидимые нити» читатель пройдет почти весь XX век. В конце его автор станет старостой общины и будет десять лет добиваться возвращения Церкви храма своего детства – Успения Богородицы на Могильцах. А в начале XXI столетия Свенцицкий еще послужит чтецом в храме священномученика Климента.
Анатолий Борисович ушел из этой жизни в 2006 году. Отпевали его в Храме Христа Спасителя. Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II направил соболезнование вдове покойного.
А ведь Свенцицкий все-таки сказал проповедь, как того хотел его дядя. Эта проповедь – книга. Она останется навсегда – как память, предупреждение, предостережение и завет. Всем нам.
Наталия ГОЛДОВСКАЯ