-Что это значит? – спрашиваю протоиерея Александра ЛАВРИНА. - Тут речь идет о людях?-Обо всем творении Божием, - отвечает батюшка. – В том числе и о льне, и о тростинке. Но в первую очередь, конечно, о человеке.
У нас в быту появилась такая привычка: если что-то испортилось, мы это заменяем. Элементарный ремонт вещи – уже вчерашний день. Таков наш человеческий подход. А подход Божий – возродить и преобразить.
-Сохранить все живое?
-Да, и прежде всего – людей, как уже надломленных и курящихся, и как бы тлеющих. Если в нас еще осталось хоть что-то живое, здоровое, то Господь на этом основании возрождает, преображает, спасает нас. А не заменяет чем-то другим.
-Или кем-то.
-Церковь утверждает, что Христос освобождает нас от проклятия. В Моисеевом Законе говорится: проклят всякий, распятый на дереве. А в катехизической литературе XIX-XX веков читаем: первые люди согрешили – и за это были прокляты. По умолчанию считается, что проклятие они получили от Бога, Который потом нас и освободил от него.
-Но почему появился такой закон в Ветхом Завете?
-Потому что проклятие мы получили не извне.
-А изнутри? Это наш грех?
-Важно понять, в чем это проклятие. Курение трости – образ смерти. Ведь в данном случае курение – это тление. Но смерть и есть тление. Медленное, постепенное, до логического конца.
В известном смысле смерть – это тоже путь. Со времен падения Адама вся человеческая жизнь протекает под «сенью (по-русски – тенью) смертной».
И это проклятие взял на Себя Господь - «Агнец, вземлющий грех мира».
-Откуда эти слова?
-Так в Ветхом Завете назвал Мессию пророк Исаия (53. 6-7). Эти же слова произнес Иоанн Предтеча, когда увидел Иисуса Христа, идущего креститься на Иордан (от Иоанна. 1. 29).
Так вот, Господь Сам взошел на Крест, как бы повесил Себя на него.
-То есть на дерево?
-Да, и тем самым «попал», а по существу – Сам Себя подвел под определение Ветхого Закона: проклят.
-И Он, и мы?
-Господь висит на кресте явно. А нас вроде бы никто не распинал. Но невидимо мы тоже висим на кресте. По одной простой причине: наши желания и чувства принципиально не могут быть святыми, бескорыстно добрыми. Такими, которые естественны для Небесного Царства. Именно в этом, прикровенно, и есть наше проклятие «висения на кресте».
-И нам нужна помощь?
-У нас она есть: вера, которую мы получили от Бога. По вере мы можем услышать совесть. Встретить Бога – когда молимся, ищем с Ним общения. Можем также включить свой разум.
Но над чувствами мы не властны. Не знаем, какими, когда они придут, когда уйдут, сколько будут в нас жить.
-Сердцу не прикажешь?
-Совершенно верно. Любой человек изначально, как неизлечимо больной, привязан к своим желаниям. И эти страстные желания, переживания, чувства нам приятны, «вожделенны» (Бытие. 3. 6). Это и есть наш крест, и он нам усладителен. Потому и висим на нем, двинуться не можем, шагу сделать. Это же и наше проклятие.
-Словно гвоздями прибиты к грехам?
-Да, к ним льнет душа, они нам – родные. Часто мы говорим, что грехи стали нашим вторым «я». Человек признает: «Я каюсь – и снова делаю то же самое». Значит, грех становится как бы уже первым «я». Так он нами переживается.
-А настоящее «я» отходит на второй план?
-И может только стенать и плакать. Внутреннее стенание и плач, сокрушенный дух, покаяние – вот то живое, что у нас осталось. И пока мы живем, является нашей не умирающей надеждой.
В тех льне и трости, которые пока окончательно не пропали, не истлели, всегда остается живая возможность – укорениться в Боге. Обращением к Нему, покаянием.
Мы находимся в полном рабстве у этого мира, своей страстности. И тем самым распяты на невидимом кресте. Мир живет во мне – в моих мечтах и желаниях (похотях – по церковному), стремлениях. Желание – тот же идол для меня. Позор и проклятие. Я его раб – и в этом смысле разбойник. А на крестах как раз и распинали рабов и разбойников.
-С креста мы не можем сойти?
-Нет, и даже в сторону двинуться. Разница между нашими с Господом крестами в том, что Он распинается на Кресте реальном. И Его Крест – победа и освобождение. Господь добровольно страдает плотью, но внутренне остается свободен.
И когда Он душой сходит в ад, царство зла, смерти не может принять Праведника. Один из пасхальных текстов говорит: «ад изблевал его».
-Яркий глагол.
-Для ада Господь как рвотное средство. «Царство тления» не нашло никакого подобия в Христе.
Мы же висим на кресте внутренне. И наш крест – поражение и порабощение.
Но, взойдя на Голгофу, Иисус Христос делает решительный шаг – к нам. Теперь наши кресты могут встретиться. Мы в своей смертности отдаем Ему наше «тление» и черпаем в Его смерти преображение нашей жизни. Потому что Его смерть попирает саму смерть. И является переходом – Пасхой – от смерти к жизни.
Встреча же наших «крестов» и, следовательно, освобождение от «клятвы» происходит тогда, когда я признаю, что распят, «потому что достойное по делам моим» принял (от Луки. 23. 41).
-Как «благоразумный» разбойник?
-Ведь мой крест мне сладок и приятен. А Праведник на кресте – страдает безвинно («ни единаго зла сотвори» – по-церковнославянски). Так «помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!» (Лк. 23. 42).
Это и есть для нас искомое состояние, когда любые надломленность и тление восстанавливаются и преображаются воскресением души.
Причем Господь идет на Крест не за каких-то особых представителей человечества, а за любого жалкого грешника.
-Жалкого?
-Да, грех делает нас жалкими, потому что мы ему рабствуем. Если человек сознает эту зависимость и узнает о Жертве Господней, у него появляется возможность соединиться с Его Крестом и получить освобождение. Не как что-то заслуженное, а по одной просьбе «благоразумного разбойника», по надежде «сокрушенного духа» на Господа, висящего на Кресте «грех наших ради». И сразу человек становится со-участником Его жизни.
На этом и основано Таинство Крещения. Догматически оно считается главным покаянием. А Таинство исповеди в этом смысле называется вторым Крещением.
И уж если я крещусь, то этим утверждаю: сам себя спасти не могу. Нет у меня внутри Божественной жизни, возможности хоть чуть-чуть от себя сотворить совершенное добро. Нет во мне Божией Любви. Только она имеет как бы «самостояние». Не зависит ни от внутренних, ни от внешних условий.
К Богу я прихожу через крещальные воды, которые Он преобразил, очистил. Выхожу из них освобожденным – и теперь могу (если сам захочу) жить вдохновением Божиим. Искать Божией жизни – значит искать Самого Бога. В этом поиске просыпается, преображается наша совесть и рождает добрый плод – покаяние.
-А со-весть – это уже «совместное ведение», общее знание с Богом.
-Она и дает нам возможность рождения Его Царства внутри нас. Потому Господь и не гасит ничего живого, на котором паразитирует (как «порча») тление смерти.
Это живое не может само возродиться или научиться от Бога каким-то законам. Но может повернуться к Богу и захотеть, чтобы Он влил в нас жизнь. Иначе всё неизбежно дотлеет и само окончательно сломается.
-Чтобы Господь сердце чисто создал во мне?
-Да, и остановил процесс тления, надламывания, засыхания.