Из Москвы выезжаем по Минскому шоссе. Современная автомагистраль становится всё проще. Перед городом Вязьма Смоленской области она превращается в заурядное шоссе.
Читаем стихи Константина Симонова:
Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные злые дожди,
Как крынки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Как слёзы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали:
—Господь вас спаси! —
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Это про осень 1941 года. Вначале октября здесь, под Вязьмой, фашисты окружили сразу два наших фронта — Западный и Резервный. В окружении, названном «Вяземским котлом», оказались сотни тысяч советских воинов. По Минскому шоссе враги раскололи «котёл» на две части — южную и северную.
Сворачиваем на север — к селу Богородицкое. Смоленская дорога пуста. Ни машин, ни людей, ни селений. И вдруг впереди — белый храм.
ВЯЗЕМСКОЕ РАТНОЕ ПОЛЕ
В 41-м враг был уверен: путь к Москве теперь открыт. Но фашисты не учли одного: наши войска в окружении не сложили оружия. Даже ополченцы, вооружённые всего лишь бутылками с зажигательной смесью, уничтожали немецкие танки. Всякий раз — ценой жизни.
Немцам пришлось задержаться под Вязьмой. Тут они потеряли свои элитные войска, имевшие огромный опыт наступательных боёв. Но главное — потеряли время. Начались осенние «злые дожди». Дороги Смоленщины стали почти непролазны.
Жестокие бои шли вокруг села Богородицкое. Территория эта площадью примерно 150 квадратных километров теперь называется Вяземским ратным полем. Под праздник Покрова Пресвятой Богородицы часть наших войск прорвала вражеское окружение и стала выходить из него.
Но в «Вяземском котле» погибли 380 тысяч советских воинов. В основном они числились без вести пропавшими. Около 600 тысяч человек оказались в фашистском плену.
МОНАСТЫРЬ ПАМЯТИ
С Покровского белого храма у дороги началось строительство Спасо-Богородицкого Одигитриевского женского монастыря — монастыря памяти воинов. Обитель будет стоять сразу за церковью — и часть фундамента уже готова.
В храме мы сразу обращаем внимание на большую икону Смоленской Божией Матери — Одигитрии, Путеводительницы. Этот образ всегда возил с собой Кутузов. Но тут икона иная — Вяземская Ратная: Царица Небесная стоит на облаке с Младенцем Христом в руках, а внизу — синяя река, по берегу которой колонной идут воины в шинелях защитного цвета. В руках — кресты. Так обычно изображают христианских мучеников.
Духовник монастыря иеромонах Даниил (Сычёв) объясняет:
—Нас часто спрашивают: «Как вы могли такую икону написать? Тут же воевали комсомольцы, коммунисты!» А я спрашиваю: «Но все крещёные?» Отвечают: «Конечно!» Так вот, Бог Сам разберётся с каждым, а наше дело — молиться за тех, кто отдал жизнь за Отечество.
В храме проходят Богослужения. На них приезжают жители окрестных деревень и очень много военных — из разных городов и разных родов войск.
Настоятельница монастыря игумения Ангелина (Нестерова) ведёт нас в небольшой музей. Он расположен в подклети храма. Показывает стенды с фотографиями воинов — не только Великой Отечественной, но и первой мировой, гражданской…
ИГУМЕНИЯ АНГЕЛИНА
Она дитя войны, родилась в Вязьме.
—Отец, весь израненный, чуть живой, вернулся с фронта, — рассказывает игумения Ангелина. — Мне кажется, только для того, чтобы мы с сестрой появились на свет. Скоро он умер.
Мать растила дочерей в материальной скудости. Почти все так жили. Но зато девочки были богаты талантами. Читали книжки, прекрасно учились в школе. Одна — стала врачом, а будущая игумения — биологом. Доктором биологических наук.
Жила она в Риге. Заведовала Лабораторией информационно-вычислительных систем Всесоюзного научно-исследовательского института Академии сельскохозяйственных наук.
—У меня была интересная работа, — объясняет. — И исследования интересные…
Но случился развал Советского Союза. Лабораторию закрыли. А тут ещё личная беда: маму парализовало. Будущая игумения за сутки приезжала из Риги в Вязьму — и возвращалась обратно. Она отличный водитель, и прозвище «Шумахер» за ней до сих пор сохранилось.
Наконец, Нестерова приехала в родной город навсегда. Ухаживала за больной. Ходила в храм. Встреча с Богом перевернула её жизнь — и она приняла монашеский постриг.
Все, что связано с войной, ей всегда было близко. Игумения Ангелина рада трудному послушанию — строить монастырь памяти на Вяземском ратном поле.
—Мы поминаем уже 9 тысяч человек, — говорит.
—В основном это Фёдоры, Николаи, Константины, Иваны, — добавляет иеромонах Даниил.
ИЕРОМОНАХ ДАНИИЛ
Он из казаков — из кавказской станицы, где очень сильны родственные связи. Под Вязьмой без вести пропали два его деда. И отец будущего иеромонаха приехал сюда работать по распределению после института. Вдруг удастся найти родные могилы?
—Отец строитель, — рассказывает иеромонах Даниил, — строил он и в селе Васильевском, где похоронен дед. Но не знал об этом. Я уже сам нашёл деда, когда в Министерстве обороны, наконец, рассекретили списки пропавших без вести…
Будущий иеромонах вырос в Вязьме, учился в школе, потом в Смоленском педагогическом институте — на художественно-графическом факультете. Служил в армии, работал учителем в сельской школе. Занимался историей, рисовал, писал статьи. И терпеливо ждал, когда сможет стать монахом:
—До 1990-х годов человеку с высшим образованием это было трудно.
Давно уже отец Даниил подружился с поисковиками, которые ищут останки воинов на Вяземском ратном поле. Это очень важное дело. Иногда удаётся опознать погибших — по медальонам с именами, по подписанным фляжкам, сапёрным лопатам, ложкам. Много лет прошло после войны. Но и сейчас людям важно знать, где их отец, дед или прадед приняли последний бой.
Теперь поисковики привозят черепа и косточки воинов в скит монастыря. Иеромонах Даниил отпевает погибших. В этом году в братской могиле у села Богородицкое похоронили 336 человек. Из них опознаны — 32. Это много. Обычно опознают 5—6.
СКИТ
Из «Вяземского котла» наши войска прорывались в разных местах. Одно из направлений — через деревню Мартюхи. Здесь теперь находится монастырский скит. Рядом стоят дома, летом в них живут дачники. А сейчас — никого.
Скит стоит на горе. Сверху видны поле, ручей, лесок — и деревянные кресты.
—Мы поставили 250 крестов, — замечает отец Даниил, — на местах захоронений, у святых источников.
Весь монастырь пока помещается в одном деревянном доме. Тут и кельи, и трапезная, и кухня. И покои настоятельницы: маленькая комната на двоих — с ещё одной монахиней.
В деревянном храме в честь великомученика Феодора Стратилата собраны иконы всех вяземских святых и многих святых воинов.
—А будет больше, — объясняет иеромонах Даниил. — У нас же чуть не половина святителей были военными. И все благоверные князья.
Добавляет ещё:
—Мы молимся о погибших за Родину — от Куликовской битвы. Так благословил Святейший Патриарх. Поминаем адмирала Нахимова (здесь рядом усадьба, в которой он родился), русских писателей Пушкина, Лермонтова, Грибоедова… Всех военных.
Про монастырь на Вяземском ратном поле узнают люди — и по электронной почте присылают сюда старые снимки, имена погибших родственников. Просят никого не забывать.
СВЯТИТЕЛЬ С ЛОПАТОЙ
В скиту на стене висит картина: молоденький солдат — и рядом святитель Николай с лопатой.
—Была такая история, — рассказывает отец Даниил. — Солдаты рыли окопы, а у одного не было лопатки. Вот он и рыл землю каской. Тут к нему подошёл старичок и предложил лопату. Солдат спросил: «Куда тебе её принести? Где ты живёшь?» — «Вон за тем леском». Приходит солдат с лопаткой и видит храм. Заходит в него, а на стене изображён знакомый старичок.
И мне вспоминается: возле Покровского храма растёт старая берёза, на ней — икона святителя Николая. Вокруг — Вяземское ратное поле. Любимый русский святой ни сейчас, ни в войну не покидал людей, которые его звали, ему молились и верили в помощь Угодника Божия. Самого «зовкого» святого, как именовали его на Руси: быстро откликавшегося на зов человека.
НЕМНОГО О ПОЭТАХ
Игумения Ангелина любит стихи. И эти строчки Константина Симонова тоже:
Слезами измеренный чаще, чем вёрстами,
Шёл тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась.
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в Бога не верящих внуков своих.
В 41-м Симонову казалось, что солдаты в Бога не верят. Конечно, это было не так. Поэт интуитивно чувствовал: все живы. Деды, прадеды. Но все живы — только у Бога.
Наверное, это самые трогательные поэтические строки о Великой Отечественной войне. И не случайно написал их сын русского генерала Михаила Агафангеловича Симонова, воевавшего в первую мировую, и княжны Оболенской.
—А кто ваш любимый поэт? — спрашиваю на прощанье игумению Ангелину.
—Смотря когда, — отвечает она. — Сейчас — Давид.
—Пророк-псалмопевец?
—Да. А раньше — Есенин.
Тоже воевал. В первую мировую. Несомненно, поэт помог ей прийти к Богу. Благодарная память к тем, кто был на земле до нас, направляет, сохраняет и охраняет жизнь.
Наталия ГОЛДОВСКАЯ