У этого псалма название состоит из четырёх частей: В конец, в разум сынов Кореовых, псалом Давиду, не надписан у еврей, 41 (1). Из заглавия видно: псалом надо исполнять в конце Богослужения — в конец. Написан он в наставление сынам Кореовым — в разум сынов Кореовых. Это были талантливые, искусные певцы с великолепными голосами, прекрасно владеющие музыкальными инструментами. Они так проникались высоким пророческим духом псалмов, что им иногда даже приписывали авторство. Но псалом, несомненно, принадлежит пророку Давиду, что и указано в названии: псалом Давиду.
Надписания изначально не было: не надписан у еврей. Оно появилось потом.
Каждый псалом отражает какие-то моменты из жизни пророка Давида. Чувства переполняли его и изливались в поэтической форме.
Имже образом желает елень на источники водныя, сице желает душа моя к Тебе, Боже (2). Как желает олень на источники воды, так желает душа моя к Тебе, Боже. Первый стих сразу вводит нас в полноту жизни: всё начинается с желания. Оно выражает душевное состояние человека.
Давид говорит об олене. Этот образ взят из природы: елень — удивительно красивое, грациозное животное. В одном документальном фильме я видел, как в засуху стадо оленей искало воду. Озёра, ручьи пересохли. Изнурённые животные проходили огромные расстояния — и наконец достигали воды. Они склонялись к ней и пили, пили, не отрываясь. Вот как стремится олень к источнику — на источники водныя! И в псалме сразу рисуется этот образ — имже (таким же) образом — сильного желания, переходящего в жажду.
А на иконах олень символизирует человеческую душу, стремящуюся к Богу. И как тут не вспомнить слова Христа: «кто жаждет, иди ко Мне и пей. Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой» (Ин. 7: 37—38).
Тема души присутствует во многих псалмах, но здесь отчеканивается особенно ярко. В разные века люди спрашивали: есть ли у нас душа? Этот вопрос — самый острый. В Священном Писании понятия духа и души не разделяются. Но нам нужно знать: человеческая природа троична, мы состоим из тела, души и духа. Тело взято из земли — и в неё возвратится. Дух вернётся к Творцу. А душа предстанет на суд Господень. И очень важно преобразить её, чтобы она вошла в жизнь вечную. Об этом мы просим Бога и называем Его Спасителем душ наших.
Душа — посредник между духом и телом. В ней отпечатывается всё, что с телом происходит, хорошее и плохое. Она напрямую определяет его жизнь.
Душа воздействует на дух, или разум. Из-за грехов оскверняется совесть, омрачается душа, а через неё — дух. И он теряет свою творческую власть над словом.
Но всё-таки в нас остаётся этот светоч, имеющий Божественные свойства. Даже в самую последнюю секунду жизни у людей может произойти внутренний поворот к Господу.
Тема души хорошо отображена в Великом покаянном каноне преподобного Андрея Критского. Почему мы так любим его? Словно рентген, он просвечивает всё, что есть у нас внутри. Канон состоит из беседы разума с душой. В покаянии мы ставим Бога посредником между ними. Господь через дух сообщает нам Свою благодать — и она исцеляет душу. Пророк Давид это знал, нёс в себе — и прекрасно выразил в поэтических образах.
Казалось бы, невозможно сказать: душа жаждет. Но жаждет тело — и она по-своему испытывает жажду. Какую? Хочет соединиться с Богом: желает душа моя к Тебе, Боже. Она нуждается в этом больше, чем дух и тело, потому что постоянно подвергается смятению, переменам. И мы это замечаем: наше настроение меняется в зависимости от расположения души.
Один послушник пришёл к преподобным Варсонофию Великому и Иоанну пророку. Он спрашивал: «Как мне быть? Вчера выполнял правило — и у меня было состояние молитвенности, радости. Сегодня делал то же самое, но почему-то испытывал совсем другое — скорбел».
И старец ответил: «Посмотри на природу! Вчера светило солнце, мы радовались. А сегодня ненастье. Надо потерпеть, согреть себя духовными рассуждениями, помолиться усерднее Богу — и всё это пройдёт». Такой чудный рецепт дают нам святые отцы. И тоже приводят пример из природы, как пророк Давид.
Возжада душа моя к Богу Крепкому, Живому: когда прииду и явлюся лицу Божию (3). Душа пробудилась, устремлена к Богу — Крепкому, Живому. О силе этой устремлённости в псалме снова говорится: возжада — жаждет. Господь даёт нам, чего никто не может дать: «Святым Духом всяка душа живится» (см. Антифон утрени). В неё нисходит мир. А когда она теряет живое чувство Бога, начинает испытывать томление. И пророк спрашивает: когда прииду и явлюся лицу Божию.
Господь никогда не отвергает человека, который ищет Его. Если между нами и Богом встаёт грех, мы каемся — и преграда разрушается.
Давид произносит замечательные слова о стремлении к Творцу — как к лицу Божию. Создатель Крепок и Жив, Всемогущ. Это не внешнее восприятие, а сама Его сущность, она отражается на лице. Господь не безличен. Христиане исповедуют единого Бога в трёх лицах — Отца, Сына и Святого Духа.
Явлюся лицу Божию — значит, стану перед самой Божественной природой. Каким образом? Буду устремляться к Творцу. Это не только приятно Ему, но даже проповедуется. Пророк Елисей говорил: «жив Господь и жива душа твоя» (см. 4 Цар. 4:30).
Конечно, нам трудно это представить, мы же знакомы с догматом о непостижимости Божией. Но у Давида — непосредственное, естественное стремление к Создателю. Подлинное, высокое. С Богом он говорит так, как мы друг с другом: лицом к лицу. И Господь не может промолчать. Жива будет душа, ищущая Его.
В Ветхом Завете прямо передавалось всё, что происходило с отдельными личностями или целым народом. В этой простоте всегда чувствовалось: мы высшие создания. Конечно, у нас есть низменные свойства, но жизнь дана, чтобы в человеке пробудились Божественные энергии.
Быша слезы моя мне хлеб день и нощь, внегда глаголатися мне на всяк день: где есть Бог твой? (4). Каждый день был для пророка мучением, доходившим до плача, потому что ему ежедневно говорили: где твой Бог?
Слёзы — небесная роса, подобная чистой утренней росе в природе. Они очищают душу, возводят наше сознание на новую ступень. Поэтому православная аскетика признаёт: кто молится со слезами, уже оправдан Творцом.
Для Давида слёзы были хлебом, без которого невозможно обойтись. И Спаситель Христос сказал о том же: «не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4: 4). Пророк это знал.
Иные, не Божии слова хотели одолеть Давида и склонить к своей воле — ограниченной, греховной. Окружающих приводила в недоумение его открытость. Пророк был божествен в своих устремлениях. Его наполняли высочайшие чувства, он выражал их — и не стеснялся этого.
Окружающие не знали таинственной духовной стороны жизни Давида. Люди ждали, как бы подловить его в другом состоянии. И вот для него наступил трудный период: сын восстал против отца, хотел отнять царство. Тут и проявили себя те, кто не искренне относился к царю и пророку. Это были вроде бы друзья — приближённые, придворные. Они винили Давида в униженности, потерянности: внегда глаголатися мне на всяк день (каждый день!): где есть Бог твой? Возможно, для царя Давида это было самое страшное искушение: ну и где твой Бог? Ты Его прославлял, а почему Он не помогает тебе?
И распятому Христу говорили: «других спасал; пусть спасёт Себя Самого, если Он Христос, избранный Божий» (Лк. 23: 35).
Этот вечный вопрос стоит перед каждым человеком, который стремится всегда быть с Господом: где есть Бог твой? Пророк Давид не сомневался: Создатель с ним. И мы в трудные моменты будем учиться у него.
Псалмопевец помнил это и открывал душу — себе самому: Сия помянух и излиях на мя душу мою, яко пройду в место селения дивна, даже до дому Божия, во гласе радования и исповедания шума празднующаго (5). Пророк ничего не говорил окружающим. Он сознавал: его слова не убедят их. Это всё равно, что Спаситель сказал бы: «Я сейчас вас искуплю, а потом сойду с креста». Никто бы ничего не понял.
Но Давид уверен: испытание закончится. И внутренне стремился стать перед лицом Божиим. Храм тогда ещё не построили, у израильтян была скиния — и в ней явно присутствовал Бог на земле. Скинию установили по Его указанию, от неё исходил огненный столб, когда она вела израильский народ из египетского плена через пустыню.
Давид представлял, как пройдёт к месту дивного вселения Господня — яко пройду в место селения дивна, даже до дому Божия. Это не было для него чем-то обыденным. Он остро переживал победу Творца над косной земной природой, выражал радость словами — во гласе радования. В душе Давида звучали песнопения — исповедания, прославляющие Господа, звуки народного ликования: шума празднующаго.
Он жаждал быть участником торжества, почувствовать, что страдание уходит, в душе начинается чудная перемена. Но, видимо, ему ещё нужно было томиться в ожидании: Вскую прискорбна еси, душе моя? И вскую смущаеши мя? Уповай на Бога, яко исповемся Ему, спасение лица моего и Бог мой (6). Он снова спрашивает: почему же ты скорбишь, душа моя? И мы тоже обращаемся к себе в трудные минуты: «Ну что ты захандрил? Отчего малодушествуешь, страшишься?» Наш разум выше этих состояний, он ободряет нас: «Вставай, помолись, сделай поклончик, возопи к Богу!»
Давид говорит своей душе потрясающие слова: И вскую смущаеши мя? Для чего меня смущаешь? Смущение свойственно нашей природе. Это волнение, от которого теряется внутренняя ясность, определённость, колеблются чувства и разум.
У пророка нет сомнений: он непреложно устремлён к Богу, а душа принимает чуждые влияния, погружается в печаль, уныние, скорбь. Нам это понятно. В подобные моменты я всегда приказываю себе: «Хватит! Успокойся! Если устал, ложись и спи, а проснёшься — всё будет иначе».
И Давид обращается к душе: уповай на Бога, надейся на Него. Жив Господь, Он всегда с нами.
Пророк исповедуется Создателю — яко исповемся Ему. Исповедание Бога бывает двояким: мы или славим Творца, или каемся, если чувствуем вину. Человек меняется, стареет, а Господь всегда остаётся Тем же и спасает нас. Давид обращается к Нему: спасение лица моего — личности моей. Делает ударение на словах: и Бог мой.
Лицо — это совокупность всего, что составляет человеческую личность. Людей — миллиарды, но каждый из нас — неповторим. И в этой неповторимости все мы дороги Создателю.
Ко мне самому душа моя смятеся: сего ради помянух Тя от земли Иордански и Ермониимски, от горы малыя (7). Во мне самом душа моя смущена, потому я буду вспоминать о Тебе из земли Иорданской и Ермониимской, от горы малой. Ермониим — это холмистое место, малые горы.
Иногда человеку не удаётся преодолеть внешние влияния. Тогда ему полезно посмотреть на себя со стороны, сказать душе: «Не смущайся сама и не смущай меня! Ты страдаешь, а зачем? Поводов для терзаний нет».
Бездна бездну призывает во гласе хлябий Твоих, вся высоты Твоя и волны Твоя на мне преидоша (8). Здесь поэтические образы опять взяты из природы: бездна бездну призывает голосом водопадов Твоих, все валы и волны Твои прошли надо мной.
Нас страшат ураганы, огромные волны, которые могут унести человека, как щепку. Мы ощущаем перед ними свою беспомощность. Но Давид говорит здесь о душе: это она переживает бурю — страшные страдания, которыми Бог посетил Своего пророка.
В день заповесть Господь милость Свою, и нощию песнь Его от мене, молитва Богу живота моего (9). Днём явит Господь милость Свою, а ночью будет песнь Ему от меня, молитва Богу жизни моей.
Днём мы активны, не утомлены. Разум спокойно рассуждает о том, что было, стало, будет. В этом проявляется милость Божия: заповесть Господь милость Свою. А ночью жизнь замирает, заботы отходят в сторону. Люди погружаются в сон, чтобы потом со свежими силами приступить к новым трудам.
Пророк Давид тонул в страданиях, как в слезах, а ночью у него происходит перелом к лучшему, душа начинает петь: нощию песнь Его от мене. Это признак оздоровления. Апостол Иаков говорит: «Весел ли кто, пусть поёт псалмы» (Иак. 5: 13). И у Давида рождается молитва Богу живота моего (жизни моей).
Реку Богу: Заступник мой еси, почто мя забыл еси? И вскую сетуя хожду, внегда оскорбляет враг? (10). Скажу Богу: Заступник мой, почему Ты меня забыл? Страшное состояние прошло — и пророк вспоминает, что с ним было, размышляет, почему Господь его оставил, попустил испытание. И для чего он сетует, когда его оскорбляет враг: И вскую сетуя хожду, внегда оскорбляет враг? Сетование часто бывает от гордости, она никак не может успокоиться: как же я допустил такое, малодушествовал, позволил людям смеяться над собой? Всё-таки Давид был царём. Ему не всё равно, что будут думать о нём.
Святые отцы в подобных случаях советуют говорить: «Господи, благодарю Тебя! Ты дал мне пережить трудности, а теперь я рад».
Враг — он и есть враг: всегда будет оскорблять. Скорее всего, в псалме речь идёт о духовных силах. Избежать встречи с ними не может ни один человек. По попущению Божию они воздействуют на нас прямо и через людей.
Внегда сокрушатися костем моим, поношаху ми врази мои, внегда глаголати им мне на всяк день: где есть Бог твой? (11). Давид вспоминает, как тяжело ему пришлось: сокрушались кости, поносили враги. Но мучительнее всего было слышать: где твой Бог? Эти слова ранили, рвали душу.
Люди, которые по духу не принимали пророка, как бы говорили: «Ты Своего Бога всё время проповедуешь, а где Он, когда ты находишься в беде?» Каждый день — на всяк день недруги снова и снова с укоризной спрашивали об этом царя. Как он мог ответить? Бог в нём, Его присутствие для Давида было настолько явно, что никаких сомнений не возникало.
В советское время атеисты так же издевались над верующими: «Покажите нам вашего Бога!» Но «Господь есть Дух» (2 Кор. 3; 17). Духовный мир невидим телесными глазами. Эти жалкие люди думали, будто что-то из себя представляют. Но кто они — по сравнению с Творцом и Создателем?
И опять Давид задаёт вопросы: Вскую (для чего) прискорбна еси, душе моя? И вскую смущаеши мя? Уповай на Бога, яко исповемся Ему, спасение лица моего, и Бог мой (12). Буря прекратилась. Волны прошли. А душа, как разыгравшаяся стихия, не сразу успокаивается. Но свет веры, разума, духовного рассуждения, к которым прибегает царь Давид, приводят его в мирное устроение.
Дух выше души. Апостол Павел даже писал: «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием» (1 Кор. 2: 14). Не различает духовное и душевное. И когда наша душа чем-то захвачена, разум, который духовен, видит это и может изменить ситуацию.
Для пророка это даже удивительно: душа мятётся, малодушествует, а дух бодрствует, всё понимает. Давид спрашивает душу: почему смущаешь меня — смущаеши мя? Потому что затишье наступает после того, как Бог явит человеку Свою силу.
Апостолы были застигнуты бурей в море. Христос спал в лодке, и они стали будить Его: «Учитель! Неужели Тебе нужды нет, что мы погибаем?» Он встал и запретил ветру бушевать, велел морю умолкнуть. Наступила тишина. И Спаситель обратился к ученикам: «что вы так боязливы? Как у вас нет веры?» (см. Мк. 4: 35—40).
У Давида буря сошла на нет, но её отголоски пока звучат в душе.
Уповай на Бога, яко исповемся Ему (исповедую Его), спасение лица моего, и Бог мой. Богочеловек Христос имел Свой лик — и хочет, чтобы каждый из нас тоже сохранял лицо — неповторимую личность. Это возможно, если мы обращены к лицу Божию.
Пророкам свойственно говорить о духовном, используя образы природы. Давид заимствует из неё чудные, поэтические картины, а потом через них открывает тайны, которые человек не сразу может усвоить.
В духовной брани псалмопевец обращается к своей душе. Она меняется, переливается, как стихия. А ум следит за ситуацией.
Жизнь в этом мире такова: надо готовиться к тому, что над нашей головой будут бушевать ураганы. И уповать на Бога.
Протоиерей Георгий БРЕЕВ