У Бориса Ширяева есть рассказ «Фрейлина трёх императриц». Баронесса попадает в Соловецкий лагерь особого назначения. В женском бараке — настоящий ад: здесь собраны хозяйки притонов, проститутки, торговки кокаином. И среди них — немногочисленные аристократки, которых называли КР (каэр, контрреволюционный элемент).
Соседки по бараку ругают, унижают, мучают баронессу. А она ведёт себя спокойно и ровно со всеми без исключения. Среди прочих неистовствует Сонька Глазок. Молодая женщина привыкла разговаривать матом, злорадствует от того, что баронессу определили на кирпичный завод — самую тяжёлую работу. Но та не жалуется. Вечером возвращается в барак, чистит платье и долго молится перед образком. Что очень раздражает остальных.
Скоро обстановка меняется. Каторжанки начинают уважать и даже защищать «божескую старуху». Сонька Глазок предлагает выбрать её уборщицей. В лагере это работа элитная. И бывшая фрейлина, до того служившая трём русским императрицам, моет полы и топит печи в жилище проституток.
ПЕРЕМЕНА
Борис Ширяев тоже отбывал срок на Соловках. Он никогда не говорил с баронессой. Женщины жили на отдельном острове. Но писателю о ней постоянно рассказывала Сонька Глазок. Она, как и Ширяев, участвовала в постановках лагерного театра.
Рядом с баронессой арестантки становились другими. Старались избегать мата. Некоторые тайно исповедовались и причащались. Сонька в том числе. Хотя за это жестоко наказывали.
Писатель уверен: баронессе помогало выстоять «истинное чувство собственного достоинства и неразрывно связанное с ним уважение к человеческой личности, предельное, порою невероятное самообладание и глубокое сознание своего долга».
ЗНАМЕНОВКА И ПЕТЕРБУРГ
О баронессе Наталии Модестовне Фредерикс сохранилось очень мало сведений. Родилась она 8 июля 1864 года в селе Знаменовка Екатеринославской губернии (теперь Донецкая область). Родители — барон, гвардии полковник Модест Александрович Фредерикс, мать — графиня Елизавета Александровна Гейден.
Наталия Модестовна жила с родителями в Санкт-Петербурге. Училась в Литейной гимназии. Замуж не выходила. Служила при дворе фрейлиной.
Село Знаменовка по наследству досталось ей. Она любила туда приезжать летом. Жила подолгу. Устраивала праздники для крестьян. Построила начальную школу.
В двадцать один год баронесса стала одной из учредительниц женского Крестового благотворительного общества. Там она была членом совета, вносила средства на самую разную помощь неимущим: материальную поддержку, дешёвые квартиры, обучение детей, богадельни.
ПРОТОКОЛЫ ДОПРОСОВ
Больше всего известно о баронессе из протоколов допросов. Она сознательно уходила от ответов, когда её спрашивали о других. А о себе говорила честно и прямо. Рассказывала следователю:
— До 1913 года я мало касалась церкви, так как не особенно была религиозна, но с 1913 года я всё больше и больше укреплялась в вере.
Неизвестно, что послужило толчком к этому. Ей было 49 лет. Через год началась война. Наталия Модестовна воспринимала жизнь как служение Богу и людям. Она окончила медицинские курсы и стала операционной сестрой в Царскосельском госпитале, куда привозили раненых с фронта. Это продолжалось до 1917 года.
После революции Наталии Модестовне пришлось искать средства для жизни. В начале 1919 года она устроилась работать библиотекарем. Но в июле её арестовали как «бывшую баронессу» и продержали в лагере до января 1920 года. Осенью она вернулась на прежнюю работу. Через два года была уволена «по сокращению штатов» и стала давать частные уроки детям-дошкольникам.
Жила баронесса на Сергиевской улице недалеко от собора Преподобного Сергия Радонежского, была там прихожанкой. Храм захватили обновленцы.
— Когда наш собор был в руках обновленцев, я ходила в собор Спасо-Преображения и (в храм) Космы и Дамиана, — рассказывала Наталия Модестовна на допросе. И уточняла: — Церковь, по-моему, должна быть вне всякой политики и не должна реагировать абсолютно на какие бы то ни было общественные и политические события. Поэтому я отношусь к новой (обновленческой) церкви отрицательно.
ПОДВИГ ЕПИСКОПА МАНУИЛА
В Петрограде обновленцев было особенно много. Святейший Патриарх Тихон сильно печалился по этому поводу. 23 сентября 1923 года он возвёл Мануила (Лемешевского) в сан епископа Лужского и назначил управляющим Петроградской епархией. Патриарх сказал:
— Посылаю тебя на страдания, ибо кресты и скорби ждут тебя на новом поприще твоего служения, но мужайся и верни мне епархию.
Епископ Мануил почти ежедневно совершал Литургию в разных храмах города, говорил проповеди в защиту Патриаршей Церкви. За три месяца 83 обновленческих прихода из 115 вернулись к Патриарху. И Сергиевский собор тоже.
При каждом храме создавался приходской совет, или двадцатка. По тогдашним законам только он мог руководить жизнью прихода. И баронесса Фредерикс вошла в приходской совет. Конечно, она понимала: это грозит ей каторгой или даже расстрелом. Но видела тут волю Божию — и принимала её.
АРЕСТЫ
Верующие Петербурга были уверены: власти не оставят епископа Мануила на свободе. Он оказался за решёткой 2 февраля 1924 года. А на следующий день арестовали Наталию Модестовну Фредерикс «за активную церковную деятельность в приходе». Всего по этому «делу» проходило больше тридцати человек.
На допросах баронесса говорила, что политикой не интересуется:
— К советской власти отношусь безразлично. К революции же с благодарностью, так как она освободила меня от имущественных и светских пут, от которых самой трудно было бы отказаться. Теперь я всецело отдалась церкви.
Следователь расспрашивал её о епископе Мануиле, священниках, председателе их приходского совета. Наталия Модестовна отвечала уклончиво: «видела один раз», «не знаю», «не помню».
26 сентября её приговорили к двум годам заключения в концлагере. 22 октября — отправили на Соловки.
СТАРУХА-УБОРЩИЦА
Зимой 1926 года в Соловецком лагере началась эпидемия сыпного тифа. Начальник санитарной части врач М. В. Фельдман пришла в женский барак и уговаривала каторжанок ухаживать за больными. Женщины молчали. Никому не хотелось идти на верную смерть.
В барак вошла старуха-уборщица с вязанкой дров. В этот момент Фельдман воскликнула:
— Так никто не хочет помочь больным и умирающим?!
— Я хочу, — сказала старуха.
— А ты грамотная?
— Я работала три года хирургической сестрой в Царскосельском лазарете.
— Как ваша фамилия? — спросила Фельдман совсем другим тоном.
Второй вызвалась помогать больным Сонька Глазок. Потом ещё несколько женщин. Почти все они умерли от тифа.
М. В. Фельдман рассказывала Борису Ширяеву о последних днях баронессы. Наталия Модестовна заболела, но продолжала работать. Объяснила это просто:
— Вы же знаете, в мои годы (ей был 61) от тифа не выздоравливают. Господь призывает меня к Себе, но два-три дня я ещё смогу служить Ему…
Ширяев писал: «Они стояли друг против друга. Аристократка и коммунистка. Девственница и страстная, нераскаянная Магдалина… Верующая в Него и атеистка. Женщины двух миров.
Экспансивная, порывистая М. В. Фельдман обняла и поцеловала старуху.
Когда она рассказывала мне об этом, её глаза были полны слёз.
— Знаете, мне тогда хотелось перекрестить её, как крестила меня в детстве няня. Но я побоялась оскорбить её чувство веры. Ведь я же еврейка.
Последняя секунда пришла через день. Во время утреннего обхода баронесса села на пол, потом легла. Начался бред.
Сонька Глазок тоже не вышла из барака смерти, и души их вместе предстали перед Престолом Господним».
Наталия Модестовна Фредерикс умерла 30 марта 1926 года. В 1981 году она причислена к лику святых Русской Православной Церковью Зарубежом.
Наталия ГОЛДОВСКАЯ
30 марта — память исповедницы Наталии (Фредерикс)