А ПОГОВОРИТЬ?..


Мы продолжаем публиковать отрывки из новой книги Наталии Голдовской «А поговорить?..», где рассказывается о встречах и открытиях на пути в храм (начало в № 7 за 2018 год).

ОТПУСК

В Крыму красиво всегда, но особенно — ранней осенью. Белка сидит на дереве и ест инжир. В Евангелии он называется смоква, а дерево — смоковница. Белка лапками разрывает плод, сладкую серединку съедает, а кожуру бросает вниз — на зрителя.

Большие птицы ссорятся на ливанском кедре. Я сижу под ним на любимой скамейке. Передо мной лужайка с розами. Дальше — просвет между деревьями и море. Синее-синее. Оно штормит и ярко отражает солнце.

В первые дни отпуска обычно спишь, ешь и гуляешь, любуешься природой. Потом усталость постепенно уходит — и начинаешь слышать.

Вот идёт молодая семья. Ребёнок лет пяти сидит на плечах у папы и радостно вопит:

Я уже большой! Я взрослый!

Папа отвечает:

Взрослые дети на шее у родителей не сидят!

Эк его прорвало! Ещё как сидят…

Подходит знакомая женщина. С ней приятно поговорить. Уже в сознательном возрасте она пришла к Богу — и радость встречи живёт в её душе. Она вдумчивая, рассудительная. Рассказывает:

Когда меня обижают, я сразу сержусь. А потом говорю: «Господи, наверное, Ты хочешь, чтобы я за этого человека помолилась? Наверное, за него больше помолиться некому?»

Какой поворот! А ведь если так подходить к нашим обидчикам, всё сразу меняется. Господь посылает их нам как Свою просьбу. И помолиться за них хочется, потому что больше некому.

Иду на пляж. Купаться запрещено. А на берегу постоять никто не запрещает. Одна за другой накатываются волны. Сначала поменьше, потом больше, больше. Летят брызги над волнорезами.

Почему-то поднимаюсь на ступеньку. Оглядываюсь назад. Волна залила место, где я стояла. Кто меня оттуда увёл? Сохранил мои туфли сухими?

Бреду по парку. Обычно все ходят кипарисовой аллеей. Она короче. Но можно идти пальмовой. Сворачиваю туда. Со скамейки поднимается женщина:

Сфотографируйте меня, пожалуйста!

У неё была просьба — пусть маленькая, смешная. Женщина ждала помощи. Кто направил к ней меня — хоть плохого, но всё-таки профессионала? Мы же проходили фотожурналистику в университете.

Отпуск — дивное время. Не надо никуда спешить, ни о чём заботиться. Просто живёшь. Дышишь целебным воздухом. Видишь немыслимые картины. Слышишь то, что затерялось бы в суете.

Но скоро начнётся работа. Как же это хорошо!

ЕСЛИ БОГ ЗА НАС

Молодой князь Александр вышел из Софийского собора. Остановился перед своей небольшой дружиной и сказал:

Если Бог за нас, то кто против нас? Не в силе Бог, а в правде!

Новгородскому князю было двадцать лет. Возраст, когда у человека мало жизненного и уж, тем более, ратного опыта. Но ему предстояло вести войско против сильного, отлично вооружённого противника, состоявшего из шведов, норвежцев, финнов. Они приплыли на кораблях в Неву, потом остановились в устье реки Ижоры.

Военачальником у шведов был Биргер, зять норвежского короля. Уверенный в превосходстве сил, он уже присылал к Александру посланцев и передавал:

Если можешь, сопротивляйся! Но знай, что я уже здесь и пленю твою землю!

Плен этот был очень страшен. Биргер хотел не только разорить Великий Новгород, но и насадить там католичество. Бискупы и мейстеры (так назывались служители католиков) тоже приплыли на кораблях завоевателей во «всеоружии». Готовые приступить к насильственному присоединению православных к католичеству.

Не в силе Бог, а в правде! — сказал князь Александр именно поэтому. Он знал, что человеку дороже всего его правда — вера. Люди её защищают самоотверженно.

Накануне дня памяти святого равноапостольного Владимира русские войска подошли к Ижоре. Шведы не ждали боя. Отдыхали. И даже не подозревали, что за ними давно уже ведётся наблюдение.

К Александру явился начальник стражи Пельгусий, в Крещении Филипп. Рассказал, как расположились враги. А потом добавил:

Мне было видение, когда я стоял у моря. Только-только начало всходить солнце. Раздался страшный шум, и я увидел ладью. Посреди неё стояли святые братья Борис и Глеб в красной одежде. Руки они положили на плечи друг другу. По краям ладьи сидели гребцы и работали вёслами. Мученик Борис сказал: «Брат Глеб! Вели грести, давай поможем сроднику своему великому князю Александру Ярославичу!» Мне стало страшно. И ладья исчезла.

Александр выслушал и велел:

Не говори об этом никому!

Князь отдал приказ — и русская дружина внезапно напала на шведов. Врага рубили топорами, мечами. Один дружинник подсёк столб у шатра Биргера — и тот рухнул на глазах у всех. Это вызвало воодушевление у русских и совсем обратные чувства — у неприятеля.

Остатки шведского войска спасла ночь. В конце июля ночи уже становятся тёмными. Враги спешно отплывали на оставшихся кораблях, увозя с собой так и не пригодившихся бискупов и мейстеров.

А Александр благодарил Бога за победу и прощался с погибшими друзьями. Победы всегда оплачиваются дорогой ценой.

С того дня князя стали называть Невским. Вера не посрамила православных. Если Бог за нас, то кто против? Конечно, злая сила. Но разве она сильнее Бога?

А дальше благодарные новгородцы прогнали князя Александра из города. И он ушёл, не сопротивляясь…

6 декабря — память благоверного великого князя Александра Невского, в схиме Алексия

ЧТО ОТКРЫЛОСЬ ДОКТОРУ МОЙЕРУ

Жуковский гостил в Дерпте у друга — знаменитого врача Мойера. Тот всё зазывал Василия Андреевича в свою клинику:

Приходи, посмотри!

Но Жуковскому было недосуг.

Однажды он гулял и увидел: у дороги сидит молодой человек, просит милостыню. Писателя это удивило:

Почему ты не работаешь?

А проситель распахнул пальто — и Жуковский увидел: тело его покрыто язвами.

Я служил у немецкого купца, — говорил молодой человек. — Он послал меня с поручением, я сильно обморозился. Купец возвратился в Германию, а меня оставил тут, в Дерпте. Деньги кончились. Я не знаю, что делать.

Жуковский пожалел несчастного, дал ему несколько монет и пошёл дальше. А потом вернулся. Ему скоро должны были заплатить гонорар, а этому страдальцу надеяться не на что. И Василий Андреевич отдал ему двести рублей, оставшиеся в кошельке:

Найди врача и вылечись.

Скоро на дороге показалась карета. Молодой человек стал махать руками и кричать:

Остановитесь! Остановитесь! Мне надо найти врача! У меня есть деньги!

А это ехал доктор Мойер. Он вышел из кареты, осмотрел раны больного, взял его на руки и посадил рядом с собой. В тот же день лечение началось.

Жуковский готовился к отъезду в Петербург. Мойер уговаривал его:

Посмотри мою клинику! Ты же её никогда не видел.

И уговорил. Друзья шли по просторной палате. Вдруг с кровати встал молодой человек и опустился на колени перед Жуковским:

Вот мой благодетель! Вы спасли меня.

Так открылась эта история.

«НАРОД, НЕ РАЗЕВАЙ РОТ!»

Терпел Елисей, терпел Моисей, терпел Илия, так потерплю же и я! – повторял преподобный Амвросий Оптинский.

К кому он обращал это напоминание? Возможно, не только к посетителям, но и к себе. Терпеть ему приходилось очень много.

Старец говорил с людьми в тёплой шутливой форме. Это удивительный талант. Трудно живётся человеку на земле. Но с улыбкой становится легче. Выйдет батюшка в приёмную, где его ждут монахи, увидит кого-нибудь загрустившего — и тут же остановится, расскажет коротенький анекдот:

Смотрит государь Николай Павлович, как солдаты едут по улице, и спрашивает их: «Вы откуда?» «Из депа», — отвечают они. «Слово депо не склоняется», — поправляет государь. «Перед вашим величеством всё склоняется!»

О себе самом старец тоже говорил с юмором: «Болезненные прижимки во всём теле есть, и от холоду, и от невольного голоду. …многое нельзя есть. Слабый желудок и неисправные кишки не дозволяют. Впрочем, по старой привычке, я все-таки понуждаюсь есть, хотя после и приходится большую тяготу понесть от головной боли и от рвотной доли. А кроме того и приезжие, и приходящие докучают, сидеть подолгу в хибарке скучают. Вот так мы день за день и живём, и несправедливыми слывём, в приём приходящих и приезжающих. А виновата моя немощь и неисправность перед Богом и людьми».

Покаянный, сокрушённый дух чувствуется в письме батюшки. Но и великая радость человека, живущего с Богом.

Посетители порой подолгу ждали приёма. Не всегда их приводила к старцу настоящая нужда. Они могли пойти в ближайший храм, исповедаться, причаститься — и получить утешение, душевный мир. Но людям хотелось увидеть человека преображённого, наделённого дарованиями свыше. И это можно понять.

Постепенно все знакомились друг с другом, начинали общаться. Старец коротко, но решительно прекращал беседы:

Народ, не разевай рот!

Он часто вспоминал покойного Оптинского игумена — преподобного Антония. Тот говорил:

Признак учеников Христовых — что имеют любовь между собою, а признак моих учениц — что имеют вражду и несогласие между собою.

То же самое встречал и преподобный Амвросий. Он писал: «Один толкует, что у него слабы голова и ноги, другой жалуется, что у него скорби многи, а иной объясняет, что он находится в постоянной тревоге. А ты всё это слушай, да ещё ответ давай…»

Иногда летом старец выходил на улицу благословлять народ. В белом балахончике, сверху — лёгкая меховая ряска, шапка на голове. Люди старались подольше удержать батюшку, хватали его за одежду — и ряска часто оставалась у кого-нибудь в руках. А вслед ему нёсся недовольный голос:

Экая злоба! Прошёл — и не взглянул!

Старец признавался: «…я особенно последние три недели чувствую какую-то тягу в теле, так что по утрам с трудом разламываюсь, чтобы взяться за обычное многоглаголание с посетителями; и потом так наглаголешься, что едва добредёшь до кровати в час или более».

Когда он до кровати добредал, келейник отец Михаил умел хранить покой батюшки. Закрывал дверь на засов с грозной надписью: «Просим шламбом не вынимать!» И никого за «шламбом» не пропускал.

Но приходил новый день — и снова собирались люди к старцу. Келейник докладывал:

В хибарке вас, батюшка, ждут.

Кто там?

Московские, вяземские, тульские, белёвские, каширские и прочие народы.

И снова начиналось «многоглаголание» старца, которое возвращало его посетителям мир, веру, здоровье, силы.

Почему и теперь так притягивает нас к себе Оптина пустынь? В любой стране, на любом месте можно помолиться преподобному Амвросию — и получить от него помощь. Но так хочется подышать оптинским воздухом. Постоять, посмотреть на эту красоту. Помолиться в храмах у мощей святых старцев, поблагодарить их. Поучиться у батюшки Амвросия, несмотря ни на какие невзгоды и испытания, «жить — не тужить, никогда не унывать, никого не осуждать, никому не досаждать и всем моё почтение». Доброй шуткой освещать будни.

МАРФА И МАРИЯ 

Возле Иерусалима в селении Вифания были две сестры — Марфа и Мария. Они жили вместе с братом — Лазарем. Господь любил этих людей, считал друзьями, останавливался в их доме.

Евангелие описывает такой случай. Однажды Спаситель пришел к Лазарю. Марфа начала готовить большое угощение. А Мария села у ног Иисуса и стала Его слушать. Марфа попросила Господа:

Скажи, чтобы сестра помогла мне!

А Он ей ответил:

Марфа! Марфа! Ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у неё (Лк. 10: 38—42).

Из этих слов кое-кто из женщин делает вывод: Мария занималась важным делом, а Марфа — не очень.

Так ли это? — спрашиваю священника Петра ВИНОКУРОВА (теперь уже — протоиерея, настоятеля храма Архистратига Михаила в Царицыно).

Не только женщины, но и мужчины порой делают такой вывод, — отвечает отец Пётр. — Действительно Господь даёт преимущество стремлению человека к слову Божию, к познанию своей души. Но, с другой стороны, давайте-ка уточним, что сказала Марфа. Её слова прозвучали даже с некоторым вызовом: «Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? Скажи ей, чтобы помогла мне».

Господь ведь путешествовал не один, с ним были и ученики, и те, кто хотел послушать Его, принять благословение, исцелиться. Люди, которые принимали Христа в своих домах, принимали и тех, кто был с Ним. Тем самым они показывали свою любовь к Господу. Причём, им приходилось немало потрудиться. Вот и Марфе надо было приготовить много еды.

Даже очень много.

Апостол Лука описал, как в Иерихоне Господа принимал мытарь Закхей. Он приказал слугам сделать угощение для всех, кто только мог поместиться в его доме и дворе. Не поскупился, ни в чём не ущемил тех, кто был с Христом. Эти вещи всегда рядом: желание знать Бога — и необходимость житейски обустроить встречу с Ним.

Несомненно.

Другое дело, что в нас самих Марфа и Мария подчас борются друг с другом. Таковы качества «мира сего» (это понятие обозначает не материальный мир, а совокупность страстей, живущих в человеке). Житейские заботы о хлебе насущном затягивают, порабощают нас, даже ослепляют. Как будто нет ничего другого, и надо только заниматься квартирой, одеждой, отношениями с другими людьми: кто как на тебя посмотрел, что сказал.

А душа всё равно прорывается сквозь это, заявляет о своём праве на жизнь. Просит не подавлять, не ущемлять её. Как тело нуждается в воздухе, так она нуждается в Боге, тянется к Нему, Его слову, присутствию. Ей нужна духовная пища.

Нам трудно уравновешивать в себе эти две части нашего бытия.

То одно перехлёстывает, то другое?

Но может ли мать сказать своему новорождённому ребёнку: «Я так тебя люблю, мне так приятно на тебя смотреть, что больше ничего делать не хочется»? Ребёнок нуждается в заботе. И мать будет стараться всё исполнить, лишь бы ему было хорошо, даже предугадать его потребности. Это, заметьте, уже духовное качество. Действенная, глубокая, настоящая любовь находит способ проявить себя.

Вот и Марфа готовит угощение, спешит накормить тех, кто к ней пришёл. В первую очередь — Господа. Это женское, материнское желание, чтобы люди были сыты, почувствовали радость, уют, домашнее тепло. Но на этот раз забота Марфы оказалась в диссонансе с беседой Господа. Он говорил о важных вещах, и Мария боялась пропустить Его слова. Возможно, она сама переживала, что не помогает сестре, но сидела у ног Господа и слушала.

Когда Марфа стала выговаривать Христу, Он ей ответил, что Мария избрала благую часть. Этим Господь не унизил труда Марфы, но показал, что у Марии — тоже только часть от целого. А целое — когда душа и познаёт, и отдаёт себя, служит.

Да-да!

Нельзя, чтобы две эти стороны нашей жизни оказывались в конфликте. Для примера обратимся к житиям святых. Когда преподобный Антоний Великий решил стать монахом, он посещал разных наставников, живших в Египетской пустыне. Собирал их опыт, как пчела нектар. Задумывался, какой распорядок дня у него должен быть. Ему хотелось всё время молиться, но он чувствовал, что не может постоянно находиться в этом настроении. И быть на чьём-то иждивении ему тоже не хотелось.

И что же?

Он увидел подвижника, который сначала совершал молитвенное правило, потом сел и начал плести корзину. Через какое-то время опять встал на молитву, после неё — снова принялся за труд. Антоний хотел подойти к нему, а он исчез. И святой понял: это был ангел, а не человек. Так Господь открыл Антонию, что надо сочетать молитву с обычным трудом.

Мы живём в теле — и должны иметь какое-то дело. Даже отшельники, ушедшие от мира.

Как в пословице: «Умирать собирайся, а огород сажай»?

Апостол Павел говорил духовным чадам, что мог бы всем пользоваться от них. Это было бы вполне уместно: и пастух пьёт молоко от стада, которое пасёт. Но апостол делал палатки — и своими руками зарабатывал себе хлеб. Хотя трудно представить, как у него на это хватало сил. Целыми днями он проповедовал, принимал людей, молился. И при этом — работал. Видите, кто стремится по-настоящему угождать Богу, старается сочетать оба эти служения.

Почему же наши «Марии» часто с пренебрежением относятся к «Марфам»?

Порой мы заметим что-то «не то» в Евангелии и начинаем за это цепляться: «Вот посмотрите, какой там у человека недостаток!» Значит, уже можно это место пропустить, не задумываться над ним.

И ошибаемся?

Безусловно. Что будет, если на картине великого художника выделить самую удачную деталь — и остальные считать не важными? «Не важное» заклеить, а оставить только выразительные глаза?

Картины уже не будет.

Будет только часть. И она не даст полного представления о полотне. Так и тут: в Евангелии важно всё — без исключения. Ещё раз повторю: даже у подвижников совмещались молитва и обычный труд. А в нашей жизни они тем более должны совмещаться.

В XIX веке, как и сейчас, некоторые жёны воображали себя «Мариями», выискивали возможность поехать в монастырь или уйти в храм помолиться, а детей оставляли с бабушками, знакомыми, слугами, гувернёрами. Хорошо, конечно, что эти женщины узнавали вкус молитвенной жизни. Но никуда не годилось, что забывали о воспитании чад. В детей надо вложить свою душу, передать им любовь, которую мы получаем от Господа.

Святитель Феофан Затворник писал таким своим духовным чадам, что молитва — это не вычитывание акафистов, канонов, правил, а любое дело ради Христа, когда душой стоишь перед Богом. Желание служить Ему, служа супругу, детям. Такое делание освящает человека.

Еще один эпизод описал евангелист Иоанн Богослов. Умер Лазарь, брат Марфы и Марии. Господь пришел в Вифанию, но остался за селом. Первой к Нему вышла Марфа. Она говорит Христу те же слова, которые позже скажет Мария: «Господи, если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой!» (Ин. 11: 17—45).

Господь обращается к Марфе: «Воскреснет брат твой!» Этим утверждением Он заставляет её забыть скорбь и задуматься о другом. Она отвечает: «Знаю, Господи, что воскреснет в последний день, в воскресение всех». Тогда Христос говорит ей прямо: «Я есть воскресение и жизнь». Разрешение её отчаяния так близко — прямо перед ней. Если уж Марфа верует, что рядом с Ним смерть не подступила бы к брату, то и теперь пусть верует, что смерть теряет силу там, где присутствует Бог. Он восстанавливает Своим словом, обновляет человека — и духовно, и телесно.

Но вернёмся к Марфе. Она «поворчала» на Господа, когда готовила застолье. Позже проявила характер в момент воскрешения Лазаря. Христос пришел к его гробу, велел отвалить камень. А Марфа возразила: «Господи, уже смердит; ибо четыре дня как он во гробе».

Господь не подавлял людей Своим духовным авторитетом. Апостолы тоже порой вели себя несуразно. Вот Пётр называет Христа Сыном Божиим, а потом, когда слышит предсказание Господа о Голгофе, начинает Ему противоречить: «Пожалей Себя!» И тут Христос говорит Петру: «Отойди от Меня, сатана!» (см. Мф. 16: 23).

В смысле «противник»?

Действительно противник, потому что думает не о Божием, а о человеческом. Когда Лазарь умер, то Господь с учениками был в Кесарии Филипповой. Он решил вернуться в Иудею, а ученики с Ним заспорили: «Тебя иудеи хотели убить!» (см. Ин. ).

Господь даёт людям свободу проявить себя. Только через собственные поступки мы можем увидеть свои ошибки.

А вера-то у сестёр — одинаковая. В итоге Марфа и Мария вместе оказываются в числе жён-мироносиц.

На Тайной вечере Господь назвал апостолов друзьями, потому что они оставили всё и последовали за Ним. Живя в этом мире, вошли в будущую жизнь. «Оставить всё» — не значит в буквальном смысле уйти из дома, от сетей и лодок, наполненных уловом. Гораздо важнее отказаться от прежнего образа мыслей — плотского, себялюбивого. Очистить совесть покаянием. И ты, оказывается, уже следуешь за Христом, хотя физически не поменял места жительства.

Так было с Марфой и Марией. Они жили в Вифании, не ходили за Спасителем. Но сёстры восхищались Его красотой, силой, действиями. Они следовали за Ним душой, сердцем.

Когда наступили скорбные для Господа часы и даже ближайшие ученики покинули Его, Марфа и Мария были рядом с Ним. Это удивительная черта живого и чувствующего сердца. Оно, когда тебе плохо, найдёт возможность быть рядом и поддержать: ты не один, не брошен. Женщины ничего не могли изменить, но стояли на Голгофе вместе с Пресвятой Богородицей. А потом послужили Богу уничижённому, принявшему смерть. Это их служение — проповедь о Христе не словом, а делом.

Марфа и Мария всё-таки разные по характеру. Но по духу — родные.

И вот что интересно. Святая преподобномученица великая княгиня Елизавета Фёдоровна создала в Москве именно Марфо-Мариинскую обитель Милосердия. Там соединились два служения — молитвенное и действенное. Великая княгиня с сёстрами посещала беднейшие кварталы города, принимала раненых во время войны. Все свои средства тратила на обитель — храмы, больницу, медикаменты, продукты.

Богослужения там совершались по монастырскому чину. Но никого не обязывали принимать монашество. Те, кто трудился в обители, получали образование на курсах сестёр милосердия. А с этим образованием уже могли подумать, к кому они больше склоняются — к Марфе или Марии. И сама Елизавета Фёдоровна видела: именно в сочетании того и другого заключается настоящее служение Богу.

Большевики долго не могли закрыть эту обитель. Простые люди приходили и защищали её. Для нас это важный пример.

21 ноября — Собор Архистратига Михаила и прочих Небесных сил бесплотных