Заслуженной артистке России Ирине Васильевне Костровой исполнилось 100 лет. Дух захватывает от мысли, что на свою жизнь, на жизнь страны она смотрит — с высоты века.
— Наше поколение — особое, — уверена Ирина Васильевна. — Мы терпели всё — холод, голод, тяжёлый труд. Главное для нас было — строить жизнь.
Творческое созидание, интерес к каждому дню всегда сохранялись в ней.
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну чёрный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид».
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
Это Ахматова. И это — Кострова.
ТАЙНА ВЫСОКОЙ ПОЭЗИИ
Шли годы, а с годами к людям приходят болезни. У Костровой и её супруга Свенцицкого, как у всех, одно испытание сменялось другим. Анатолию Борисовичу срочно требовалась небольшая операция. Но никто из врачей не соглашался её делать. Наконец, один хирург взялся.
Свенцицкого увезли в операционную. Ирина Васильевна ожидала в коридоре результата и молилась. Очень волновалась. Наконец вывезли каталку, на которой лежал больной.
— Как? Что? — спрашивала Ирина Васильевна.
Врач улыбался:
— Жить будет. Никогда у меня не было такой операции. Больной всё время читал стихи.
Поэзия называется высокой, если вдохновение к поэту приходит с неба. Стихи сродни молитве и реально преображают человека. Ещё один случай подтверждает это.
Ирина Васильевна и Анатолий Борисович с друзьями поехали за город. Гуляли по лесу. Свенцицкому стало плохо. Его уложили на поваленное дерево и побежали в деревню вызывать «скорую». Возвращаются с доктором. Анатолий Борисович лежит на прежнем месте и читает стихи.
— К тебе врач! — сказали ему.
— Какой врач? — удивился он. — Зачем?
Свенцицкий уже забыл о болезни. Дышал высотой и красотой слова.
То же самое видела Кострова на концертах. Люди приходили в зрительный зал после работы уставшие. Постепенно усталость испарялась. Исчезал груз забот. Слушатели преображались, не хотели расставаться с артисткой. Снова и снова вызывали её аплодисментами.
Ирина Васильевна любила и была любима. Ей хотелось говорить со всеми о любви, прекрасной и трагичной, как всё в нашем таинственном мире:
Сжала руки под тёмной вуалью…
«Отчего ты сегодня бледна?»
— Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот…
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Всё, что было. Уйдёшь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».
— Литературные вечера всегда нравились людям, — по опыту знает Ирина Васильевна. — Поэты вскрывают сущность человеческого духа. И каждый понимает, каким надо быть, какую волю иметь. Человек любой специальности должен быть образован. И тогда сможет интересно построить жизнь, найти спутника.
ХРАМ ДЕТСТВА
В 1990-х годах Кострова и Свенцицкий стали заслуженными артистами России. И тут Анатолий Борисович тяжело заболел.
Ирину Васильевну предупредили: у него нет шансов выжить. Сам он тоже не сомневался в скором уходе. Но во сне ему явился святой Патриарх Тихон. Маленький Толя видел его в детстве.
— Ты не умрёшь, — сказал святитель. — Тебе надо сделать главное дело твоей жизни.
Какое? Это скоро открылось. Свенцицкому предложили стать старостой храма Успения Пресвятой Богородицы на Могильцах. Прежде всего здание надо было вернуть Церкви. А там расположились крутые личности. И выезжать не собирались. Анатолию Борисовичу звонили, угрожали, что убьют. Перепуганная Ирина Васильевна вставала на колени перед мужем и умоляла:
— Толюша, оставь это дело!
Но он отвечал:
— Как?! Я не восстановлю храм своего детства? Пусть убивают!
Десять лет прошло, прежде чем в храме состоялось первое Богослужение. Накануне Анатолию Борисовичу приснился священник, который был последним настоятелем прихода.
— Как я рад вас видеть здесь! — воскликнул во сне Свенцицкий.
— А я отсюда никогда не уходил, — прозвучало в ответ.
Удивительные слова! Они открывают, как неразрывно связаны мы с вечностью и вечность — с нами.
ПАМЯТЬ
Анатолий Борисович преставился к Богу, когда ему было почти восемьдесят шесть лет. Но из жизни Ирины Васильевны, своих друзей он тоже никогда не уходил.
— Лучше него никого не было и не будет, — уверена Ирина Васильевна.
У неё началась совсем другая жизнь. Они с мужем никогда не заботились о наследии. А тут ей стало ясно: надо сохранить их поэтические программы. Перевести записи с устаревших кассет — на диски. Ирина Васильевна сделала два фильма о Свенцицком. Издала его книгу, над которой он работал последние годы.
Но не только прошлое нуждалось в Костровой. В ней нуждалось настоящее. Артистка продолжала выступать, дарить зрителям высокую поэзию. На своём 85-летнем юбилее в Центральном доме работников искусств читала стихи Ахматовой.
Накануне Ирина Васильевна волновалась:
— Наши ровесники почти все умерли. Неужели будет пустой зал?
Зал был переполнен. В проходе на ступеньках сидели студенты театрального училища. Они пришли учиться у настоящей русской артистки. Слушали настоящую русскую речь:
Наше священное ремесло
Существует тысячи лет.
С нами без света миру светло.
Но еще ни один не сказал поэт,
Что старости нет и мудрости нет,
А, может, и смерти нет…
Три года назад Ирина Кострова подготовила новый поэтический моноспектакль «Судеб скрещенье». Помните у Пастернака: «судьбы скрещенье»? А тут — во множественном числе. Там стихи Бальмонта и Лохвицкой, Ахматовой и Блока, Цветаевой и Маяковского…
НОВОЕ
Уже несколько лет накануне спектакля Ирина Васильевна замечает — как бы между прочим:
— Возможно, этот — последний!
Но Господь продляет её дни, даёт силы. Стихами она напоминает людям: жизнь трудна — и прекрасна. Правильно одно — благодарить за неё Бога, радоваться каждому дню, видеть красоту, не забывать о бессмертии:
И кажется такой нетрудной,
Белея в чаще изумрудной,
Дорога не скажу куда…
Там средь стволов ещё светлее,
И всё похоже на аллею
У царскосельского пруда.
Утром она долго «расхаживается». Пьёт кофе. Курит. Смеётся, когда вспоминает, как Анатолий Борисович боролся с её курением, а к концу жизни сам ходил покупать для неё сигареты.
— Люди жалуются на трудности, — отмечает Кострова. — Но наша жизнь гораздо легче, чем у наших родителей. Там были голод, аресты, ужас…
Как-то к Ирине Васильевне по вечерам стал приезжать один молодой человек. Она спросила его с юмором:
— Что вы так зачастили? Влюбились в меня?
Он смутился, даже покраснел. И объяснил:
— Куда ни придёшь, всюду говорят о деньгах. А с вами об интересном поговорить можно.
Вот и я время от времени звоню Ирине Васильевне — поговорить об интересном. На любую тему. Как-то не получалось у меня придумать, о чём написать ко Дню Победы. Пожаловалась Ирине Васильевне. А она начала читать стихи Максима Геттуева:
И рядом со мною
В сполохах розовых,
Навечно к груди прижав автомат,
На людных дорогах
В шинелях бронзовых
Солдаты бронзовые стоят.
— А ведь это наш бессмертный полк, — сказала Ирина Васильевна. — Сорок восемь человек было в моём классе. С войны вернулись только три мальчика.
Три воина-победителя.
Потом Костровой вспомнились строки Юлии Друниной:
Мы стояли у Москвы-реки,
Тёплый ветер платьем шелестел.
Почему-то вдруг из-под руки
На меня ты странно посмотрел —
Так порою на чужих глядят.
Посмотрел и улыбнулся мне:
— Ну, какой же из тебя солдат?
Как была ты, право, на войне?
Неужель спала ты на снегу,
Автомат пристроив в головах?
Понимаешь, просто не могу
Я тебя представить в сапогах!..
Я же вечер вспомнила другой:
Миномёты били, падал снег.
И сказал мне тихо дорогой,
На тебя похожий человек:
— Вот, лежим и мёрзнем на снегу,
Будто и не жили в городах…
Я тебя представить не могу
В туфлях на высоких каблуках!..
Она читала стихи целый час. И я написала об Ирине Васильевне, её богатой душе и этом концерте — для одного слушателя.
СТОЛЕТИЕ
Ирина Васильевна отметила юбилей в Дипломатическом зале Кремлевского дворца. В красивом платье она вышла на сцену под руку с министром культуры Москвы. Тот усадил её в кресло, подошёл к микрофону:
— Я часто ссылаюсь на слова Ирины Васильевны. Как-то её спросили, что она думает о современном театре. Попробуйте ответить на этот вопрос! А Ирина Васильевна сказала: «Артист должен быть виден, слышен и понятен. А сейчас артиста видно, иногда — слышно, почти никогда ничего не понятно».
Ещё одно почётное звание присвоили Ирине Васильевне — заслуженного
деятеля искусств Москвы. Её поздравил Президент. Патриарх наградил орденом Святой равноапостольной Ольги.
Министр подарил ей букет из 101 розы. Ведущий вечера Игорь Верник положил цветы к ногам артистки. А потом перенёс к заднику сцены. Там прибавлялись и прибавлялись букеты.
Но одну цветочную композицию Ирина Васильевна не дала унести:
— Нет! Оставьте!
Цветы стояли перед ней, она всё время прикасалась к ним. Любовалась. Вспоминала о чём-то. О ком-то.
Артисты пели. Играли на рояле. А Ирина Васильевна читала и читала стихи:
Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мёртвыми лечь,
Не горько остаться без крова,
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесём,
И внукам дадим, и от плена спасём
Навеки.
Наталия ГОЛДОВСКАЯ