Пришло повеление освободить школьный подвал от хлама.
Пятнадцать лет, с войны, туда никто не лазал, а Юркина мать, как назначили её завхозом, залезла. Повытаскивали сотню ржавых кроватей, оставшихся от госпиталя, и в самой дальней глубине обнаружился вдруг мотоцикл.
БМВ. Новёхонький. Трофейный.
Кровати сдали в металлолом, а мотоцикл остался на попечении Юркиной матери — у Юрки-то есть. Хотел Юрка узаконить нечаянное приобретение, однако выяснилось, что это никак невозможно: у мотоцикла не было документов. По этой же самой причине, наверное, его и похоронили в подвале. Хотел продать — все отказывались. Предлагал даже чемпиону мира по мотокроссу — жил в нашем дворе такой человек, но и тот отмахнулся. Хотя денег Юрка просил немного: чтобы хватило на «сапоги» — хоккейные коньки с высокими, жёсткими ботинками. Дело в том, что мы всю зиму напропалую рубились в хоккей, а настоящие «сапоги» были недоступною редкостью — мы знали единственный магазин, в котором продавались такие коньки. Одного размера и очень дорого. А в обычные ботинки приходилось для твёрдости подкладывать с двух сторон картонки, которые за время игры стёсывали кожу до косточек. Помню, переодеваюсь как-то после игры: снял окровавленные носки, мать увидела и кричит отцу:
— У него кость белая!
— Аристократ, наверное, — отозвался отец, не заходя в комнату.
Но и на «сапоги» мотоцикла этого не хватило. Загнали его в Юркин подъезд — без горючего, без аккумулятора, и снова покинули. Знал о нём весь «Городок» — так называлась наша автобусная остановка, и никому не было до него дела. Простоял мотоцикл целый год, а потом Юрка обменял его на трофейную скрипку. Звонит как-то вечером:
— Приходи, поиграем!
Оказалось, БМВ забрали киношники для съёмок военного фильма, а взамен предложили реквизит только что отснятой музыкальной комедии. Помогла Юркина мать — у неё на студии был какой-то приятель.
Доколе мы не выучились правильно вести смычок, извлекаемые звуки были бесчеловечны.
— Дорогой инструмент, старинный, — оценил Юрка. — А вдруг это Страдивари?
— Нет, — говорю, — звучание не то. Скорее, Амати или Гварнери.
Через некоторое время скрипач сумел подобрать частушечный мотив, а я подыграл ему на пианино. Мы уж было решили, что настала пора взяться за «Крейцерову» сонату, но Юрка спохватился:
— Там, наверное, и другие струны понадобятся?.. Нет уж: буду играть на одной, как Паганини.
Уходя, заметил я в коридоре ржавый чугунный шар со ржавой цепью.
— Легкоатлетический молот — в придачу дали, — объяснил Юрка, — хочешь — возьми.
Я взял.
Несколько дней кидал, швырял. Потом думаю, надо у грамотных людей спросить насчёт метательной техники. Юрка согласился:
— Тем более, — говорит, — что мы даже не знаем никаких нормативов: ты, может, тут рекорд Европы побил, а у тебя и разряда нету.
Стали думать, с кем посоветоваться.
В двухэтажных домишках наших, теснившихся между Хорошёвкой и Центральным аэродромом, было на удивление много спортсменов. Знатных, великих, выдающихся… Тут и велосипедист — призёр Олимпиады, и вратарь сборной страны по водному поло, и упоминавшийся мотоциклист, и два знаменитых фигуриста, живших в одном дворе, и лыжник — мастер спорта, и мастер спорта — футболист. Но легкоатлета не нашлось, и потому метательные достижения мои сокрылись в безвестности.
Совсем скоро Юрке исполнилось восемнадцать, и он сменял инструмент на охотничье ружьё, приложив ржавый чугунный шар в придачу.
— Выгодный обмен, — сообщил он. — Ружьё прокормить может, а от скрипки — никакой пользы.
Пошли на охоту. Где-то в подмосковном лесу сидели у ствола старой ёлки, прячась от моросящего дождя, и ждали рябчика. Юрка единожды побывал на охоте со своим отцом и теперь рассказывал мне о манерах боровой дичи, временами посвистывая в манок. Рябчик поначалу отзывался, а потом затих.
— Бывает, они садятся прямо над охотником, — поучал Юрка.
Я глянул вверх: совсем рядом на обломке сучка сидела пёстрая птица и, наклонив голову, слушала нашу беседу.
— Это он? — спрашиваю.
Юрка вскочил, замешкался с предохранителем, а рябчик: ф-р-р-р-р, — и скрылся. Оказывается, надо было слушать не только его отклики на манок, но и «ф-р-р-р-р» — шум крыльев при перелёте с дерева на дерево. Тогда бы мы не прозевали его приближение. Всё это я узнал лишь через два года, когда мне тоже исполнилось восемнадцать и я тоже обзавёлся ружьём. Но поохотиться вместе нам уже не случилось — Юрка сменял ружьё на ударную установку: большой барабан, три маленьких барабанчика на подставке и тарелки.
— Очень выгодный обмен, — сказал он. — Можно зашибать хорошие деньги. А ружьё — что? Одни расходы! За патроны — плати, за дорогу — плати, а добычи — нисколько …
Теперь мы превратились в полноценный дуэт: клавишник и ударник. Этого было достаточно, чтобы провести танцевальный вечер в любом учреждении ближайшей округи.
Под Новый год нас пригласили в «Красную звезду». Мы играли всё, что просил народ — сидевшие за столиками офицеры и офицерские жёны: от «Землянки» до «Уральской рябинушки». После каждой песни нас призывали сойти со сцены и принять хоть несколько грамм «фронтовых».
В какой-то момент я почувствовал, что пора уходить. Ушёл — и благополучно добрался до родимой кровати. А Юрка, который решил задержаться, был доставлен домой двумя подполковниками, а двое других принесли барабаны с тарелками.
Юркин отец — тоже подполковник — был ошарашен эскортом. Он сказал, что за долгую армейскую жизнь ни разу не удостоился такой чести:
— На фронте после ранения меня сопровождал в госпиталь всего лишь сержант, а тут…
И предложил провести рекогносцировку кухни с привязкой на местности к холодильнику. Офицерам, конечно, надо было возвращаться на «передовую», однако короткий привал сочли необходимым. И пока Юркина мать занималась своим артистом, фронтовики вели на кухне только им понятный разговор.
Со временем жизнь раскидала нас в разные стороны, и много лет я ничего о Юрке не слышал. Однако совсем недавно долетела до меня весточка, что русский паспорт он сменял на прибалтийский, а тот в свою очередь на заокеанский.
Хорошо помню Юркиного отца: его глаза всегда были красными — от напряжения и усталости: он служил в ПВО — у экрана радара, охраняя Москву.
Протоиерей Ярослав ШИПОВ
От редакции: В Издательском доме «Никея» скоро выйдет книга протоиерея Ярослава ШИПОВА «Весенний сон». В неё вошли рассказы и интервью священника, опубликованные в «Семейной православной газете». Составитель сборника — главный редактор газеты Наталия Голдовская.
Книгу можно заказать в издательстве «Никея» и получить по почте.