Дорогие читатели! В сентябре исполнится 25 лет со дня выхода первого номера нашей газеты. За эти годы было много встреч, разлук, проблем, трудов, болезней. Но неизменной оставалась дорога в таинственный, непредсказуемый мир веры.
Словно для каждого из нас архимандрит Иоанн (Крестьянкин) писал: «Может быть, ты не знаешь, где и как должен проходить твой жизненный путь? Тебе этого знать и не нужно. Делай твой следующий шаг. После этого Господь Бог укажет тебе и последующий. Так, шаг за шагом, следуя по указанному пути, ты установишь, что Господь Бог, руководствуясь мудрым планом, ведёт тебя по такому пути, который заканчивается у светлой цели».
Так строится человеческая жизнь. Для меня она связана с «Семейной православной газетой»: шаг за шагом — это номер за номером в течение 25 лет, без передышек и остановок. Разве это не Божие чудо? И, конечно, мне захотелось оглянуться на то, что прожито. Вдуматься в этот опыт.
Перед вами отрывки из моей новой книги «А поговорить?..» Мне очень дорого то, что её первыми читателями будут те, кто знает и любит нашу газету.
Храни вас Бог!
Наталия ГОЛДОВСКАЯ
ПОМОГИТЕ МНЕ!
Стою перед иконой и плачу:
— Господи! Я знаю, что там одни тёмные бабушки. Знаю, что дышать среди них не смогу. Но я туда сейчас пойду, должна пойти.
Туда — это в церковь. На первую исповедь и первое Причастие. Вообще-то уже несколько лет я ношу крестик и захожу в храм. Подаю записки. Ставлю свечки. Считаю себя православной.
Церковной литературы нет, но недавно издали несколько проповедей отца Иоанна Кронштадтского. Читаю их, перечитываю — и всё время спотыкаюсь на один и тот же даже не укор, а окрик:
— Идёт пост, а ты ещё не причастилась! Иди, причащайся!
Это он меня ведёт в церковь сегодня. Не знаю, почему я верю ему и подчиняюсь. И ещё не знаю, что такое причащаться…
В храме полумрак. На исповедь — очередь. Одни женщины. Одеты в тёмное и длинное. Лица постные — как раз самое время. Встаю в конце. Все молчат — и я молчу. Наблюдаю за священником и исповедницами. Он слушает, они говорят — много говорят. Значит, знают, что сказать. А я не знаю.
Женщина впереди оглядывается:
— Вы причащаетесь?
— Да, — отвечаю.
— А знаете, что натощак надо приходить?
Молчу. Откуда мне знать? Отец Иоанн об этом не говорил — тогда всем и всё было ясно. Наверное, и предположить не могли, что люди станут такими тёмными, как я.
Стоп! Тёмными? Так это я — тёмная? И мне становится весело: шла к тёмным бабушкам, а сама кем оказалась?
Бесконечно долго тянется очередь. Ноги гудят. И вот я перед аналоем:
— Здравствуйте! — говорю священнику. — Я пришла первый раз. Помогите мне исповедаться!
Он начинает задавать вопросы, а я выдавливаю из себя ответы. Выдавливаю, потому что всякий раз надо понять, о чём он спрашивает и имеет ли это ко мне отношение. Имеет. Почти всегда.
Исповедь окончена. Священник задаёт последний вопрос:
— Ты где работаешь?
— В газете. Редактором отдела искусств.
— Молодец, что пришла. Всегда оставайся в Церкви, слышишь? Иди, причащайся!
Я понимаю, что сделала важный шаг и теперь многое будет по-другому. Но откуда мне было знать, в какую жизнь вхожу? Среди моих знакомых — ни одного верующего человека.
С «ТЁМНЫМИ»
Вспомнился анекдот про одного известного композитора. Советские годы славились очередями. Этот композитор стоял в очереди в магазине. Тут подходит к нему мужичок и спрашивает:
—Рубль есть?
—Есть.
—Давай!
Композитор отдал. Через несколько минут мужичок опять появился:
— Рубль давал?
— Да.
— Пойдём!
Композитор предупредил очередь, что ему надо отойти. Завернули за угол — а там дядя с бутылкой водки в руках. Распили бутылку на троих. Композитор вернулся в очередь. И вдруг опять появляется мужичок:
— Рубль давал?
— Давал.
— Пил?
— Пил.
— А поговорить?..
Человеку хочется общения. Особенно, когда у него полно вопросов. Нужно с кем-то это обсудить.
Я ещё не понимала, что Господь не оставит меня одну и пошлёт близких по душе людей. Из таких же «тёмных» — давно и недавно пришедших в храм.
В тот день я приехала на пресс-конференцию. Там что-то рассказывали — вяло, неинтересно. Слушать не хотелось. Мне было уныло и одиноко.
В холле села на диван рядом с полной женщиной. Поглядела на соседку и обрадовалась:
— Здравствуйте! Вы тоже не выдержали в зале?
— Да, — ответила та. И вдруг сказала: — Не могу понять, правильно или неправильно, что моя крёстная намного моложе меня?
Так вот над чем размышляла народная артистка Советского Союза Ирина Архипова! Ответить я не могла. Тоже не знала. Но у меня появился товарищ по счастью. И я достала диктофон.
И ЧТОБ ВСЁ БЫЛО НОРМАЛЬНО
— О чём вы хотите говорить со мной? — спросила Ирина Константиновна Архипова, народная артистка СССР, президент Международного союза музыкальных деятелей.
— О вашем пути к вере, — ответила я.
— О! Это очень сложно, — вздохнула она. — Я хочу быть там, где весь наш народ…
— А где он?
— В России народ православный — и он в вере. Старается творить добро и созидать. Вот что я считаю. Ну, да и я всё время старалась это делать.
Мои коллеги по искусству часто задавали мне один и тот же вопрос: «Ты верующая?» Я не могла сказать, что верующая, но и неверующей не могла себя назвать. Это естественно. Я воспитана в советский период. Конечно, мои родственники и с папиной, и с маминой стороны — православные, крещёные.
—А вас не крестили?
—Нет, я не была крещена.
—И когда крестились?
—Недавно, недавно! — и Ирина Константиновна смеётся. — Причём в основном на меня подействовал хор «Православные певчие». Я занялась православной музыкой в последнее время, когда её разрешили.
—А раньше никогда не пели в храме?
—Никогда! Хотя мне хотелось. Но партийные боссы не разрешали. Даже на 1000-летие Крещения Руси. Пригласили меня выступить на каком-то празднестве, а замминистра культуры сказал: «Ты с ума сошла?» Я ответила: «Нет, не с ума сошла. Просто мои бабушки и дедушки, мои отец и мать — все православные. И я совершенно не понимаю, как можно быть вне всего этого!»
Хочу вам сказать, что я всегда относилась к вере и верующим с большим уважением. И в Греции много раз бывала на конкурсах. Когда увлеклась духовной музыкой и стала петь, у меня это получилось. Чувствую по публике, по тому, как она меня принимает.
— Публика вас всегда принимает благодарно.
— Несколько раз вместе с хором «Православные певчие» я была в Югославии. В Белградском университете на концерт пришло много народу. И после того, как я выступила, люди подходили и говорили: «Теперь мы верим, что у вас в России перестройка».
Артисты хора мне постоянно повторяли: «Ну как же так? Вы же некрещёная. Вы должны креститься!» Так что искусство здесь тоже сыграло свою роль.
Наконец мне сказали, что при Третьяковской галерее открылся храм Николы в Толмачах, очень красивый. И там есть греческая купель для Крещения.
— Вы поехали в храм?
— Да, мне его показали, показали место, где всегда молился Третьяков. И это была последняя капля. Я решилась. Хотя, честно говоря, боялась.
— Чего?
— У меня всё шло нормально — чисто творчески. За творчество я и боялась: как бы чего не вышло, знаете. Вдруг что изменишь.
— Что-то изменилось?
— Нет, ничего! Но наступило какое-то успокоение. И даже сейчас, как ни странно, я спела спектакль в Большом театре. Я же давно на пенсии.
Может быть, вы хотите чуда? Нет, не надо чуда! Надо, чтоб всё было нормально. Только не могу понять, правильно или неправильно, что моя крёстная намного моложе меня?
…Два неофита, мы так сочувствовали друг другу! И радовались встрече.
ГОМЕОПАТ
Позвонил главный редактор:
—Выручай! В Доме журналистов пресс-конференция гомеопатов. Я обещал, что от нас кто-нибудь будет — и забыл.
— Не мо-гу! У меня гайморит, голова квадратная.
— Ну, так они тебя полечат! Прошу! Выручи!
Голова гудит, каждое слово бьёт по нервам. Я не в состоянии сопротивляться:
— Во сколько?..
Журналистов на пресс-конференции — раз-два и обчёлся. Всех занимает политика, а не гомеопатия. Гомеопаты рассказывают, журналисты записывают. А голова болит.
Вдруг из-за стола встаёт дама и идёт ко мне:
— Приезжайте к нам завтра, я ваш гайморит вылечу!
— А что — заметно? — спрашиваю.
Она молча пожимает плечами.
Еду в гомеопатический центр. Приём — самый радушный. Меня расспрашивают о жизни, вкусах, надеждах. Между разговорами дают сладкий маленький шарик, интересуются ощущениями.
И тут в кабинет входит пожилой священник. Моя докторша складывает ладошки — правую на левую. Склоняет голову:
— Отец Валентин, благословите!
Так она верующая?!
— И меня благословите, — прошу я. — Вы сюда лечиться пришли?
— Нет, — улыбается священник, — я гомеопат. Причём, фониатор. Знаете, что это такое? Лечу певцов Большого театра, когда у них возникают проблемы с голосом. А певцы мнительные и ничего не должны понять по моему лицу.
Так вот в чём дело! Понимаю, почему Ирина Архипова сказала:
— Надо, чтобы всё было нормально!
Это нормальная мнительность певицы. И достаю диктофон.
НЕ РОЙТЕ ЗЕМЛЮ НОСОМ!
Во время наводнения на крыше дома молился праведник. К нему подплыла лодка:
—Давай, садись!
—Нет! Меня Бог спасёт.
Опять подплыла лодка. Опять праведник изрёк:
—Бог спасёт!
В третий раз подплыла лодка. Снова он отказался сесть в неё. И утонул. А когда предстал перед Богом, упрекнул Его:
—Что же Ты, Господи?!
—Но Я же трижды посылал тебе помощь — и трижды ты отрёкся от неё.
Эту притчу рассказал протоиерей Валентин ЧАПЛИН. И прокомментировал:
— Промысл Божий в том и заключается, чтобы дать человеку трудиться самому. Всё творение Божие построено разумно и целесообразно.
— Отец Валентин, вы священник и врач. Как это совмещается?
— Евангелист Лука, святой великомученик Пантелеимон, святые бессребреники Косма и Дамиан, архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) тоже были врачами.
— Как врач вы исцеляете тело…
— Стараюсь и душу тоже. Я стал священником в 63 года (раньше духовный отец не благословлял меня принимать сан). Но до этого ещё в белом халате тридцать пять лет исповедовал людей. Чтобы результат от лекарства был лучше, надо воздействовать на душу.
Вы знаете, что такое исповедь? Лечение. Перед ней читается молитва: ты пришёл во врачебницу и не уйдёшь не исцелённым.
— Почему вы гомеопат?
— Это интересная история! (Улыбается) Я был молодым врачом отоларингологом. А у моей начальницы гайморит уже стал хроническим. Ей даже хотели делать операцию, но мы знали, что это далеко не всегда помогает. И тут начальница по каким-то своим болезням попала к гомеопату. Стала лечиться — и гайморит у неё тоже прошёл.
— Заодно?
— Да. Я списал рецепт. Не знал тогда, что больные бывают с разными конституциями — и лечение им требуется разное. Тут ко мне пришёл пациент с гайморитом, я назначил ему эти гомеопатические препараты. Конституция у больного оказалась такой же, как у моей начальницы. Он выздоровел. А я пошёл к гомеопатам учиться. И узнал, что именно они лучше всех лечат гайморит.
— А чудесные исцеления, которые творили Христос, апостолы, святые, продолжаются в Церкви?
— Да. Мы недавно приобрели икону святого великомученика Пантелеимона. Была она в забвении и осквернении. Привели её в порядок, повесили в храме. От чудного лика святого исходит удивительная благодать. И вдруг икона начала чудотворить.
Мы отслужили возле неё молебен, освятили маслице. Одна женщина, у которой двенадцать лет были скрючены руки, начала этим маслицем их мазать — и руки разжались. У другой был рак кожи. Ей сказали: «Нужно начинать облучение». А она взяла масло, начала мазать — и через некоторое время опухоль высохла и отвалилась.
— А это масло там можно взять?
— Конечно, за свечным ящиком. Говорят, проходят лихорадка, головная боль. Каждое воскресенье мы служим Акафист святому Пантелеимону в благодарность за то, что он так помогает людям. Но тут, конечно, вера нужна. Без веры не будет помогать.
— Вы, батюшка, ещё и кандидат искусствоведения, много лет преподавали в Гнесинском институте.
— Сами понимаете, меня бы выгнали из института, если бы узнали, что я верующий. Да ещё пою в церковном хоре — в 60-е годы, когда гонения на Церковь были страшные. Какой из меня воспитатель молодёжи?
Однажды пою на клиросе и вижу: стоят мои студенты, смотрят на меня. Это было страшно.
— Вдруг донесут?
— Конечно. У нас в семье двое детей, их кормить надо. Но я подумал: «На всё воля Божия!»
Служба кончилась, подошёл к ребятам, поговорил, службу объяснил. Что вы думаете? Никто меня не выдал!
Большая милость, что я теперь в священном сане, могу нести людям слово Господа нашего Иисуса Христа. И очень хотелось бы, чтобы церковь давала всем добро и любовь, чтобы человек уходил из неё радостным и с утешением.
ЕЛЕЙ
В гомеопатической аптеке мне дают маленькие картонные коробочки с крупинками. Начинаю их пить в полной уверенности, что гайморит пройдёт быстро — и навсегда.
А по дороге домой заезжаю в храм — и сразу вижу дивный лик великомученика Пантелеимона.
— Какая красота! — вырывается у меня.
— Что вы сказали? — спрашивает женщина за свечным ящиком.
— Мне маслице нужно — от этой иконы.
— Елей? Сейчас нальём!
Дома я ставлю пузырёк с маслицем возле иконы. И повторяю чудное слово: «елей». А в голосе — мягкость. Елейность. И душе — тепло. Так не хочется завтра ехать на встречу с американцами! Они люди деловые, а у меня нет настроя на деловой лад.
ДЕПУТАТ
Вошла в холл — и сразу увидела Зинаиду Ивановну Васильеву. Она депутат. Пару лет назад мы познакомились и почувствовали взаимную симпатию. Но с тех пор так ни разу и не пересеклись.
Она меня тоже увидела, обрадовалась:
— Как дела? Что нового?
— Новое одно: я стала ходить в церковь. Вас это удивляет?
— Нет, — ответила она. И вдруг взяла меня за руку, повела в сторону, к креслам: — Хочу рассказать тебе одну историю. Ты не против?
Я как раз доставала диктофон.
ОБЕТ
Уже с вечера на пустыре перед госпиталем собирались люди — занимали очередь. Жгли костры и грелись возле них всю ночь. Зинаида Ивановна выглядывала в окно. Это человеческое сборище казалось ей тёмной тучей: женщины в чёрных чадрах и длинных одеждах, мужчины тоже в чёрном.
В Тегеране было неспокойно: к власти приходил новый режим. Люди волновались, взрывались из-за каждого пустяка. Утром после бессонной ночи вваливались в регистратуру. Возбуждённые, раздражённые. И тут не один раз случались провокации. Вдруг из-под чадры раздавался громкий, профессионально поставленный голос:
— Обманули русские! Деньги взяли — и не вылечили!
Толпа приходила в движение. Начинали ломать скамейки, бить персонал. Однажды бросили в регистратуру самодельную бомбу. Начался пожар.
Зинаида Ивановна заведовала терапевтическим отделением. Но бросилась она в хирургию — к мужу. Иван Тихонович в это время оперировал.
— Пожар! — закричала она в операционной.
— Зинаида Ивановна! — спокойно раздалось в ответ. — Идите, выполняйте свои обязанности!
Стали эвакуировать больных. Тех, кто после инфаркта, тащили на себе, клали на траву перед госпиталем…
Часто в госпиталь приезжали русские эмигранты — из белой, послереволюционной эмиграции. Они тосковали по Родине. Хотели поговорить на родном языке. Спрашивали обо всём — о Москве, Петергофе…
Иван Тихонович и Зинаида Ивановна (он доктор медицинских наук, профессор, она — кандидат наук) помогали им лекарствами. И тоже ездили к эмигрантам в гости, хоть это и не поощрялось. Старых графинь в кружевах, брошах, перчатках воспринимали как экзотику.
— Почему вы не бываете в церкви? — спрашивали Васильевых. И очень удивлялись, когда слышали, что Зинаида Ивановна даже не крещена.
Креститься в детстве было негде. Родилась она на Севере — в Ханты-Мансийском округе, в том самом Берёзове, куда Петр I сослал опального Меншикова. Меншиков построил там первую деревянную церковь, она сгорела. Снова построили — снова сгорела. Наконец, на пожертвования какого-то богатого человека соорудили каменный храм. Но после революции его закрыли.
Во время Великой Отечественной войны в Берёзово ссылали всяких «ненадёжных» людей. И стал он до того интернациональным, что о вере просто не говорили. Только на Пасху напечёт мать куличей, поставит на стол и скажет:
— Сегодня праздник.
Понятно, что и в институте Зинаида Ивановна ничего не узнала о Православии. Хотя по наитию крестила детей — в Днепропетровске, на родине мужа. А о себе как-то не думала.
И только в Тегеране словно очнулась. Дала Богу обет: «Если останусь жива, обязательно крещусь». Эмигранты подарили ей старинный медальон с изображением Младенца Иисуса Христа и Богородицы, она надела его — и уже никогда не снимала.
В 1975 году Васильевы всё-таки вернулись домой. Живые! Зинаида Ивановна не рискнула креститься в Москве, боялась осложнений на работе. Поехала в Днепропетровск. И сразу с вокзала — в Никольский собор.
Служба шла к концу. Священник окроплял людей святой водой и давал целовать крест. Подошла и Зинаида Ивановна:
— Батюшка, можно мне сегодня креститься?
— Пожалуйста!
Отпустив народ, священник повёл её в баптистерий. После Таинства поздравил, спросил о медальоне, откуда такой. Она рассказала про Тегеран, русских эмигрантов, про свой обет.
— А вы хоть знаете, какой сегодня праздник?
— Нет. Какой?
— Крещение Господне…
Наталия ГОЛДОВСКАЯ