СЕРАФИМОВА ДИНАСТИЯ
Дорогие читатели! Нашей газете исполнилось 25 лет. О встречах и открытиях этого времени рассказывается в новой книге Наталии Голдовской «А поговорить?..» Продолжаем публиковать отрывки оттуда (начало в №№ 7—11).
В НИИ резиновой промышленности была сенсация. Замдиректора, доктор технических наук и лауреат Государственной премии Варвара Васильевна Чёрная ушла на пенсию и… стала торговать свечками в церкви Пророка Илии Обыденного!
Там её увидела сотрудница, но не узнала. Сказала:
— Вы похожи на нашего замдиректора. Но вы такая добрая, а та — ужасная стерва.
Сотрудница сконфузилась, когда Варвара Васильевна ответила:
— Это я.
Тогда, в 1986 году, многие удивлялись такой перемене. А для самой Варвары Васильевны всё было естественно. Она не просто из верующей семьи, а внучка священномученика митрополита Серафима (Чичагова), автора «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря».
Но Варвара Васильевна и представить не могла, что в восемьдесят лет примет монашество с именем Серафима и станет первой игуменией возрождающегося Новодевичьего монастыря. Мы встретились с ней уже в эту пору. Она легко согласилась на интервью. На вопросы отвечала ровно, спокойно, не спеша. И как будто издалека — из другого понимания жизни.
МИТРОПОЛИТ СЕРАФИМ
— Мой дед происходил из старинного дворянского рода Чичаговых, — рассказывала матушка Серафима. — Звали его Леонид Михайлович. Он окончил Императорский пажеский корпус, после этого служил в Преображенском полку. Шёл от самого низа — до самого верха, дослужился до полковника. Участвовал в Русско-Турецкой войне 1877—1878 годов. У него было очень много орденов. Во-первых, за храбрость. Во-вторых, война шла по Балканам — и в каждой стране его награждали.
Позже Леонид Михайлович встретил отца Иоанна Кронштадтского, который сказал ему, что он должен пойти в священство. Дед долго раздумывал, потому что сделал блестящую карьеру, находился при дворе. Стал известен как историк, писатель. Рисовал хорошо, увлекался музыкой. У него была жена и четверо детей, в том числе — моя мать.
— Как её звали? — спрашиваю я.
— Леонида.
— Леонида Леонидовна — красивое имя.
— Дед решил пойти в священство, но супруга его, моя бабушка, не очень этого хотела, потому что сразу снижались их материальные возможности и вообще положение в обществе. Но отец Иоанн Кронштадтский сказал ей, что она должна отпустить мужа в священство и что надо смириться с этим. И она смирилась.
Леонида Михайловича рукополагали в священники в Успенском соборе Московского Кремля. Некоторое время он служил в московских церквях. А потом у него скончалась жена — рано, в тридцать шесть лет. Тогда Леонид Михайлович пошёл в монахи.
— Наверное, отец Иоанн Кронштадтский это предвидел.
— Да, конечно, он ему говорил, что дед высоко пойдёт по иерархической лестнице.
Поступил Леонид Михайлович в Троице-Сергиеву лавру. Жил там несколько лет. Как все монахи, смирялся со своим искусом. Был пострижен в мантию с именем Серафим и назначен во Владимирскую епархию — управляющим Спасо-Евфимиевым монастырём в Суздале. Потом его возвели в сан архимандрита.
ПРОСЛАВЛЕНИЕ ПРЕПОДОБНОГО
— Непрестанное внимание деда занимал старец Серафим Саровский, — рассказывала матушка. — Дед думал о нём, пытался узнать о его жизни. Потом поехал в Саров, в Дивеевский монастырь.
Когда дед приехал в Дивеево, там ещё были три монахини, которые жили при Серафиме Саровском. Игумения ему о них рассказала, и дед захотел с ними познакомиться. И когда пришёл к одной из них, она всплеснула руками: «Я тебя давно жду! Преподобный Серафим просил тебе передать, что пришла пора прославить его».
— Я читала, что это была блаженная Пелагия.
— Дед был очень удивлён такой просьбой, ответил, что он этого сделать не может, потому что не сумеет попасть на аудиенцию к царю. Тогда не всем удавалось на неё попасть. Монахиня ему ответила: «Я тебе передала, а ты делай, как хочешь».
Дед решил, что это завещание старца ему. И начал писать книгу о жизни Серафима Саровского. Это была «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря». Писал он её два года, в 1896 году выпустил и подарил Николаю II. Тот стал как бы его соумышленником — вдвоём они пытались пробить идею канонизации. Дело в том, что Синод против этого возражал. Потому что не было нетленных мощей старца, а были только останки.
— Косточки, как говорил сам преподобный.
— Но, несмотря на это, Николай II оставался при своём мнении. И Синоду пришлось подчиниться. Канонизация состоялась в 1903 году в присутствии царской семьи. Вся организационная часть была поручена архимандриту Серафиму (Чичагову). После канонизации он написал Акафист преподобному Серафиму Саровскому.
— Тот, который мы теперь читаем?
— Да. Дед снова уехал во Владимирскую губернию, но ненадолго. Его назначили в Орёл. Архиереем он служил в пяти епархиях. Много сделал для них, был очень просвещённым человеком.
Одной из последних была Тверская епархия. Уже начиналась революция, и тогда его совершенно неканонично не допустили до общего собрания верующих. Ему пришлось оттуда уехать.
Дед участвовал в Поместном Соборе 1917—1918 годов, возглавлял там секцию монашества. Потом возведен в сан митрополита и назначен в Польшу. Но туда он уже не мог добраться.
— Бушевала гражданская война…
АРЕСТ И ПОСЛЕ НЕГО
— Последняя служба деда — в Петербурге. Туда он был послан для уничтожения церковного раскола. А в 1933 году, в возрасте 77 лет, его отправили на покой, потому что советская власть боялась владыки. Он был известный иерарх, много сделавший для Церкви, боролся за чистоту Православия, отдал все силы за веру, царя и Отечество.
— Где он жил в последние годы?
— Под Москвой, на станции Удельная. Снимал там дом.
— А что было с детьми митрополита Серафима?
— После революции они существовали в очень тяжёлых условиях. Сам митрополит с 1921 по 1925 годы сидел в тюрьме. Старшая дочь его была монахиней в Дивеевском монастыре, вторая — монахиней в Рижском монастыре. Она ближе всего к отцу, поскольку не была связана семьёй и преданно оставалась при нём. Её в монашестве тоже звали Серафима.
Моя мать недолго была в браке. Отца убили в 1914 году, когда я только родилась. Мать работала фельдшерицей сначала под Кимрами, а потом переехала под Москву и служила в санаториях.
В 1937 году дед был арестован. Обычно арестованных увозили «воронки», а его увезли на «скорой помощи». Ему было почти 82 года, он болел. И больше мы его не видели. Через десять дней, 11 декабря, его расстреляли под Москвой на станции Бутово. Вы, наверное, знаете такое место?
— Знаю…
Вас не преследовали как внучку митрополита?
— Не скажу, что были какие-то явные преследования. Я училась сначала в школе, потом в техникуме. Рано начала работать, нам не на что было жить. Ну, я боялась, что не поступлю в институт. Но я туда всё равно поступила, хоть и на вечернее отделение.
Последние два года жизни митрополита Серафима я была рядом с ним. В тот день, когда его арестовали, у нас всё конфисковали, мы там уже не могли жить.
Мы не собирались заниматься реабилитацией деда, потому что знали: он ни в чём не виноват. Но в 1988 году это понадобилось. Я сидела в архивах, изучала его работы и пыталась что-то написать. В итоге получился двухтомник проповедей «Да будет воля Твоя». Он вышел в 1993 году. Я там составитель, а не автор.
— Но статья о деде, его биография, точнее, житие, — написаны вами.
В МОНАСТЫРЕ
— Как вам пришла мысль о монашестве? — спросила я матушку Серафиму.
— Не могу сказать, что она мне всё время приходила. Моя мать поступила в Пюхтицкий монастырь, когда ей было семьдесят лет, а через десять лет умерла монахиней. Её тоже звали Серафимой.
Тогда священники говорили, что я должна пойти по её стопам. Но я была далека от монашества. Всё советское время усиленно работала и ничем не отличалась от многих людей, кроме своей веры.
Я многое поняла, когда изучала труды деда, поэтому пошла работать в церковь. Уже впереди виделись мои недалёкие годы, которые я могу прожить. Хотелось сделать так, как нам завещал Господь, приблизиться к Царству Небесному, для чего преобразить себя.
— Мне кажется, за свечным ящиком в храме — самое апостольское место. Приходят люди, которые ничего не знают о Православии.
— Приходилось им всё объяснять, как правило. За те годы, что простояла там, я получила смирение, кротость, новое нравственное восприятие жизни.
А потом я познакомилась с владыкой Ювеналием, и он стал уговаривать меня пойти в монашество. Мне было уже очень много лет, но я всё равно пошла. И была тут первой монахиней.
— Сначала единственной?
— Да. Ни о каком игуменстве я тогда не думала.
— Настоятелей монастырей всегда называли строителями. Теперь это к вам подходит?
— Да, к сожалению.
— Почему — к сожалению?
— А потому что вместо молитвы приходится строить. Это немножко не то, чего ждёшь от игуменского места. Уже три года я тут. Нам отдали два храма. Успенский — типа приходского — очень нам помогает жить. Маленький храм Святителя Амвросия Медиоланского — для наших внутренних молитв.
В монастыре приходится много работать. У нас большие послушания: убираем храмы, поём, читаем в них, готовим пищу. Есть подворье (если по-светски говорить — филиал) в Домодедовском районе. Там прекрасный храм XVIII века, построен хороший деревянный дом для житья, баня, скотный двор. Завели хозяйство, стали эксплуатировать землю.
— И ваш опыт заместителя директора института…
— Да, пригодился. При монастыре есть воскресная школа. Прихожане помогают убирать территорию, ездят на картошку. Но основная нагрузка ложится на монахинь, их примерно двадцать. Только монахинь!
— А кто ещё здесь живёт помимо них?
— Сначала люди приходят в монастырь просто трудиться. Они называются трудницами. Потом переходят в послушнический чин, на них надевают специальное платье — вроде моего. В послушницах бывают три года, и если не могут устоять, то имеют право уйти из монастыря.
Следующее — малый постриг, инокиня. Потом уже как бы последний постриг — монахиня. Тут дают много обетов перед Богом, отказываются от семьи.
— Для чего нужны такие ограничения?
— Чтобы узким путём войти в Царство Небесное. В миру это сделать очень трудно, там слишком много соблазнов.
— Значит, вы лишены радостей жизни?
— Нет, радости жизни есть — от молитвы. Но это переход на совсем другой уровень.
— Вы тяжело привыкали к жёсткому монастырскому уставу?
— Мне воспитание помогло. Я росла в семье верующих. Хотя была земным человеком, даже замужем была. Но когда пришла сюда и дала обеты, то очень легко оказалась в своей среде. Иногда мне хочется, скажем, увидеть какую-то свою родственницу или подругу, но желание быстро исчезает.
— Вы его отметаете?
— Стараюсь.
— А если приходят к вам, не отказываетесь встретиться?
— Нет, конечно.
— Что вы читаете?
— В основном святоотеческую литературу. И всё время разговариваю. Не обязательно с диктофоном, как сейчас. Люди приходят со своими бедами, спрашивают, как им быть.
БЛИЖЕ К БОГУ
Посетителей у игумении Серафимы всегда было много. Она выходила к ним в скромную приёмную — маленькая, сухонькая, с улыбчивым лицом и ясными, проницательными глазами. Её не интересовали рассказы об открытиях в химии или последних спектаклях. А вот человеческие судьбы глубоко волновали. Иногда появлялись неверующие подруги из института.
— Что мешает им прийти к Богу? — спросила я матушку.
— Люди, которые, как я, прожили всю жизнь, мало думали о вере. Государство старалось, чтобы мы не верили в Бога. Была же революция, антирелигиозная пропаганда. Некоторые не знают, что такое молитва, не могут отличить Иисуса Христа от Божией Матери. Когда я стояла за свечным ящиком и отвечала на вопросы, иногда раздражалась. А потом шла и просила прощения, потому что понимала: не они виноваты, а виновата вся жизнь.
— Кто ваши друзья?
— Их у меня почти нету.
— Разве это правильно?
— До какой-то степени правильно. Не могу сказать, что я живу одна в четырёх стенах. Меня окружают люди, которые ближе к Богу.
— А кто были ваши друзья прежде?
— Очень интеллигентные люди, Наверное, потому что я из такой семьи. Наш род Чичаговых высокого дворянского происхождения. И гены остаются.
До небесных высот поднялся этот род. Преподобный Серафим Саровский прославил своего описателя — священномученика Серафима (Чичагова). И благословил его потомство, ставшее Серафимовой династией.
На прощание матушка игумения пожелала мне не здоровья, не творческих успехов, а всегда ходить в храм:
— Особенно по воскресеньям.
Игумения Серафима преставилась к Господу через полтора года после этой беседы — 16 декабря 1999 года. Ей было восемьдесят пять лет. Похоронили матушку-строительницу в монастыре.
Наталия ГОЛДОВСКАЯ