ДВА СКАЗОЧНИКА — ЖУКОВСКИЙ И ПУШКИН


Летом 1831 года в Царском Селе заспорили два поэта — Пушкин и Жуковский, кто лучше напишет сказку на русский народный сюжет.

Можно не сомневаться: это затея Пушкина. Александр Сергеевич был пронизан русским духом. Он наслушался сказок от няни Арины Родионовны, записал их множество. И даже кое-что успел обработать.

А Василий Андреевич — сын русского барина и пленной турчанки. Человек прекрасно образованный, но немножко книжный. Язык Жуковского был несравненным: певучим, глубоким. Поэт всё время делал переводы с западных писателей. Хотя просто переводами их не назовёшь: Жуковский переселял героев на русскую почву, наделял русскими свойствами.

Пушкину очень хотелось, чтобы его гениальный старший друг, наконец, взялся за народный сюжет. Причём, Александр Сергеевич открыл перед Жуковским свои сокровища — записи сказок Арины Родионовны. И тому понравилась история про царя Берендея. А хитрый, точнее, очень умный и находчивый Пушкин взялся за сказку про царя Салтана, к которой приступал уже дважды.

Состязание бодрит. Со стороны за ним наблюдал молодой Гоголь и был в восторге: «Сколько прелестей вышло из-под пера сих мужей!»

СКАЗКА ОТ ПУШКИНА

«Сказку о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди» мы читаем и перечитываем всю жизнь. С великим удовольствием!

Три девицы под окном

Пряли поздно вечерком.

«Кабы я была царица, —

Говорит одна девица. —

То на весь крещёный мир

Приготовила б я пир».

«Кабы я была царица, —

Говорит её сестрица, —

То на весь бы мир одна

Наткала я полотна».

«Кабы я была царица, —

Третья молвила сестрица, —

Я б для батюшки царя

Родила богатыря».

А царь девичью беседу подслушивал:

Во всё время разговора

Он стоял позадь забора.

Значит, уже положил глаз на этих трёх девиц — и осталось только выбрать одну из них. А может, уже давно выбрал. Вошёл в горницу:

«Здравствуй, красная девица, —

Говорит он, — будь царица

И роди богатыря

Мне к исходу сентября…»

Все отправились во дворец:

Царь недолго собирался,

В тот же вечер обвенчался.

А царица молодая,

Дела вдаль не отлагая

С первой ночи понесла.

Легко, весело развивается сюжет. Встают слова в строку — одно к одному, живые, летящие.

Но обстановка во дворце складывается напряжённая:

В кухне злится повариха,

Плачет у станка ткачиха,

И завидуют оне

Государевой жене.

И эту зависть усиливает сватья баба Бабариха. Кто хоть она такая? Откуда взялась?

Царь уезжает на войну. Царица родила ему богатыря. Но три завистницы плетут интриги: перехватывают гонца, обманывают царя, дворцовых слуг. Царицу с сыном бросают в море в просмоленной бочке. Но они не гибнут. Волна выносит их на остров, царевич спасает от гибели прекрасную Лебедь — да как!

Со креста снурок шелковый

Натянул на лук дубовый —

и выстрелил в чародея-коршуна. А царевна Лебедь построила для матери и сына волшебный город:

Стены с частыми зубцами,

И за белыми стенами

Блещут маковки церквей

И святых монастырей.

Стали они там жить-поживать. Об этом чудном острове царю Салтану рассказывают купцы. Передают ему приглашения от князя Гвидона. Но ткачиха с поварихой, с сватьей бабой Бабарихой не хотят царя пустить к сыну. Имя-то его они знают! Вспоминают, какие ещё есть чудеса в мире. Вот на них бы поглядеть!

А князь Гвидон всё видит и слышит. Он сам летит за купцами то комаром, то мухой, то наконец шмелём. Лебедь превращает его в мошек:

Ай да Лебедь – дай ей, Боже,

Что и мне, веселье то же.

Когда Гвидон прилетал к царю комаром и мухой, он прямо в глаз ужалил тёток — ткачиху и повариху. А когда прилетел шмелём, с Бабарихой повёл себя иначе:

…жалеет он очей

Старой бабушки своей:

Он над ней жужжит, кружится —

Прямо на нос к ней садится,

Нос ужалил богатырь:

На носу вскочил волдырь.

Значит, сватья баба Бабариха — родная мать трёх девиц? Как она могла так поступить с дочерью и внуком? Оказывается, в одном из вариантов сказки Бабариха у Пушкина была матерью двух девиц и мачехой — третьей, той, что стала царицей. Поэт не говорит об этом, но прежний замысел в нём жив. И перед нами приоткрывается тайна творчества

Всё в сказке закончилось хорошо. Царь Салтан приехал к сыну и жене, они были так счастливы, что ткачиху, повариху и сватью бабу Бабариху отпустили домой. А сами устроили пир.

День прошёл — царя Салтана

Уложили спать вполпьяна.

Я там был; мёд, пиво пил —

И усы лишь обмочил.

И Пушкин счастлив. Он влюблён, недавно женат. И супруга молодая, возможно, тоже «понесла», как царица в сказке, и родит ему богатыря. А ведь родит — будущего генерала.

СКАЗКА ОТ ЖУКОВСКОГО

«Сказка о царе Берендее, о сыне его Иване-царевиче, о хитростях Кощея бессмертного и о премудрости Марьи-царевны, Кощеевой дочери» имеет традиционное русское начало. Правда, написана греческим гекзаметром. Жуковский его очень любил:

Жил-был царь Берендей до колен борода. Уж три года

Был он женат и жил в согласье с женою; но всё им

Бог детей не давал, и было царю то прискорбно.

Поехал Берендей осматривать своё царство, почти девять месяцев  отсутствовал. На обратном пути стал пить воду из колодца. Какая-то страшная образина схватила его за бороду и отпустила, когда царь пообещал отдать ей то, чего он дома не знает. А не знал он, что родился у него сын Иван-царевич.

Когда царевич подрос, поехал он к Кощею бессмертному, чтоб выполнить слово отца.

Дал ему царь золотые

Латы, меч и коня вороного; царица с мощами

Крест на шею надела ему; отпели молебен;

Нежно потом обнялись, поплакали… с Богом!

Ехал-ехал царевич и увидел на озере тридцать уточек, а на берегу — тридцать белых сорочек. И забрал одну из них. Уточки наплавались, вышли, накинули сорочки, превратились в красивых девушек и исчезли. А последняя плачет, просит Ивана-царевича отдать ей сорочку. Это была младшая дочь Кощея бессмертного Марья-царевна. Она пообещала помогать Ивану-царевичу, и вместе они прошли сквозь землю в Кощеево царство.

Кощей давал Ивану невыполнимые задания. Царевич отчаивался:

Пускай его снимет

Голову, двух смертей не видать, одной не минуешь.

Но Марья-царевна задания Кощея выполняла. И потом вместе с Иваном-царевичем бежала из родительского дома. Кощей отправил за ними погоню, но слуги возвратились ни с чем. И злодей сам бросился за беглецами. Марья-царевна сказала:

«Беда нам! Ведь это Кощей, мой родитель

Сам; но у первой церкви граница его государства;

Далее ж церкви скакать он никак не посмеет. Подай мне

Крест твой с мощами». Послушавшись Марьи-царевны, снимает

С шеи свой крест золотой Иван-царевич и в руки

Ей подаёт, и в минуту она обратилась в церковь,

Он в монаха, а конь — в колокольню — и в ту же минуту

С свитою к церкви Кощей прискакал. «Не видал ли проезжих,

Старец честной?» — он спросил у монаха. «Сейчас проезжали

Здесь Иван-царевич с Марьей-царевной; входили

В церковь они — святым помолились да мне приказали

Свечку поставить за здравье твоё и тебе поклониться,

Если ко мне ты заедешь». — «Чтоб шею сломить им, проклятым!» —

Крикнул Кощей и, коня повернув, как безумный помчался…

Смотрите, как чувствует Жуковский: человек — храм. С крестом и мощами святых он недоступен для злой силы. Кощей не может въехать в страну, где стоит церковь: там нет его власти.

Дальше Василий Андреевич отошёл от русского сюжета. Герои пережили ещё одно приключение, но всё-таки вернулись

В царство царя Берендея они. И царь и царица

Приняли их с весельем таким, что такого веселья

Видом не видано, слыхом не слыхано. Долго не стали

Думать, честным пирком да за свадебку; съехались гости,

Свадьбу сыграли; я там был, там мёд я и пиво

Пил; по усам текло, да в рот не попало. И всё тут.

Но Жуковский написал не одну сказку, а две: ещё о спящей царевне. Через два года Пушкин тоже обратился к этому сюжету в «Сказке о мёртвой царевне и о семи богатырях». Но ту же историю рассказал иначе.

ИТОГ

Что вышло из спора двух поэтов? Прежде всего — прекрасные сказки, которые почти два века читают дети и взрослые.

Пушкин убедился: не нужно перестраивать Жуковского на русский лад. Он такой, как есть. И надо ценить его высокую, чистую душу, особенный талант, благодарить Бога за друга и прекрасного писателя.

Соревнование преобразило обоих поэтов. Именно для созидания привёл нас в мир Господь. И молодой Гоголь, наблюдавший со стороны это небывалое состязание, воскликнул: «Чудное дело! Жуковского узнать нельзя…»

11 февраля (29 января по старому стилю) — в этот день родился Василий Андреевич Жуковский (1783 г.) и преставился к Богу Александр Сергеевич Пушкин (1837 г.)