У Антона Павловича Чехова есть замечательные охотничьи рассказы. Из них следует, что охота – все-таки пуще неволи.
-Вы, батюшка, с этим согласны? – спрашиваю священника и писателя Ярослава ШИПОВА.
И слышу лаконичный ответ:
-Да.
А потом отец Ярослав добавляет:
-Охота – это мировоззрение и образ жизни. Хорошее дело… Столько интересных случаев, памятных встреч! А вот где что добыл – не всегда вспомнишь. Это не значит, что все так устроены. Охотники – люди разные: кто-то увлечен ружьями, кто-то собаками, кому-то непременно нужны знатные трофеи…
Одна из моих последних охот была в Саратовской области зимой. Собралась писательская компания. У нас было две лицензии: на добычу лося и кабана. Охотились мы в выходные дни. Потом я поехал домой на работу, а к следующим выходным хотел опять вернуться. Оставил там ружьё, патроны, тёплую одежду.
-И не приехали, потому что вас рукоположили в диакона. Вы это описали в рассказе «Ужин у архиерея».
-Не помню, добыли мы там что-нибудь или нет? То ли лося добыли, а кабана не встретили, то ли наоборот… Зато помню, как ночевали в промерзшем домике на колхозной пасеке, закрытой на зиму. Как ехали на крытом грузовике по степи, а снег заметал наши следы. Время от времени машина останавливалась.
-Увязала в снегу?
-И мы начинали её выталкивать. Наконец совсем заплутали, не могли понять, где находимся. Увидели заснеженный сад, будочку сторожа, какой-то автомобильный след. Поехали по нему. А те люди до нас тоже, наверное, плутали. И тогда меня посадили в кабину: «Тебя ждёт архиерей – тебе и выбираться!»
Ехали, ехали – и тут какие-то люди на лыжах. Это оказались офицеры, которые охотились на зайцев. Военные объяснили нам, где мы находимся и как оттуда выбраться.
-Из рассказов Чехова мне известно, что в Российской империи не охотились до Петрова дня – 12 июля. С чем это связано?
-С тем, что у пернатой дичи детки ещё совсем маленькие, они не летают, их надо кормить. Сейчас в нашей полосе охота открывается даже позже – где-то с середины августа.
А весенняя охота в недавние времена длилась всего десять дней. В южных районах начиналась раньше и постепенно перемещалась к северу. Случалось, приезжаешь на охоту, а там ещё снегу по пояс. Что ж, возвращаешься пустым. Но сейчас местные власти открывают весенний сезон на более длительный срок, чтобы хорошие погодные условия обязательно в него попали. И осенью тоже своевольничают, как хотят. Это печально.
-Не сберегаются звери?
-Верно. А ведь лес, дикая природа всегда были для охотников чем-то вроде хозяйства, о котором надо заботиться. До разорения страны охотники должны были отрабатывать биотехнические мероприятия.
-Что это?
-Заготавливать корм для лосей, кабанов, зайцев, устраивать солонцы –деревянные корытца с каменной солью. Звери соль вылизывают, а когда она заканчивается – грызут и корытца. А ещё делать порхалища.
-Даже слова этого не знаю.
-Старые автомобильные покрышки затаскивали в лес, насыпали в них песок. И птицы в этом песке плескались.
-Порхали!..
-Кто не мог заниматься биотехнией, платил взнос на неё.
Вообще до диких зверей никому, кроме охотников, дела нет. Это же дед Мазай спасал зайцев весной во время разлива, а не партия зеленых. Он собирал зверьков в лодку, но предупреждал: «Вот только осенью не попадайтесь!»
Между прочим, до революции была статистика: на 17 добытых медведей – один «добытый» ими охотник. Я помню карикатуру в каком-то старинном журнале: сидят медведи у костра и доедают охотника.
-Вы предпочитали коллективную охоту?
-Нет, в основном охотился один.
-Как Тургенев – на бекасов? Кстати, кто такие бекасы?
-Бекас, дупель – это самые маленькие кулички, чуть больше воробья. Охота на них – чистейшее барское развлечение: надо добыть хотя бы десяток таких птичек, чтобы приготовить какую-никакую еду. Бекас по-английски – snipe, отсюда именование хорошего стрелка – «снайпер».
-Так Тургенев был самым знаменитым снайпером?
-На бекасов охотятся с легавой собакой, потому что куличок сидит где-нибудь в грязи, его не видно. Собака чувствует птицу – и делает стойку. Охотник сразу готовится к выстрелу: бекас маленький, попасть в него трудно. Взлетает он быстро, с криком.
-Вам удавалось брать бекасов?
-Только один раз. Обычно я охотился севернее, где их крайне мало.
-А лисиц трудно выследить? Все-таки они умные.
-Хитрые! Есть один древний способ охоты. Когда у них начинаются свадьбы, лисовины ищут лисиц по следу. И где-то в марте охотники их выслеживают. Но надо быть очень опытным, чтобы обнаружить след лисицы, замаскироваться и потом ждать лисовинов. Да ещё нужно иметь интуицию, чувствовать, где они выйдут.
Лисицы – зверьки хитрые и кокетливые. Как-то зимой я шел на рыбалку с топориком – лунку прорубать. А озеро по форме было похоже на восьмерку: сужалось в середине. Смотрю, на той стороне лиса мышкует – ловит мышек в корнях деревьев. Она меня увидела.
-Убежала?
-Нет, лиса понимала, что расстояние между нами большое, для неё безопасное: я у одного берега, она – у другого.
Озеро сужается, мы сближаемся. Она понимает, что приблизилась ко мне на расстояние выстрела. И решила пробежать вперёд. Побежала, побежала, вдруг поскользнулась – и упала на лёд. И сразу так смутилась! Как сиганёт в лес через сугробы: срам, опозорилась!
У других зверей я такого не замечал, а лиса очень трепетно относится к тому, как она выглядит, какое впечатление производит. Это для неё важно. Как-то ещё в деревне я возвращался со службы. Иду пешком, поднимаюсь на горку, а там в поле сидит лиса. Вытянулась над сугробами и принюхивается: где куры? Красивая! А я стою тихонько – и она меня не видит. Потом повернулась ко мне – и смутилась. Скорей бежать.
И ещё лисы смущаются летом. Они некрасивые, хвост поджимают, прячут. Им совестно: не при всём наряде.
-А волки?
-Невероятно умные звери! Всё понимают, просчитывают на несколько ходов вперед. Охотятся волки коллективно: одни гонят лося (знают, куда его выгнать), другие стоят у него на пути, чтобы напасть на уже уставшее животное. У них функции распределены: кто, что, где, когда.
-Охотничий сезон сам собой прекращается, когда выпадает снег?
-И тогда остается только коллективная охота на копытных. У моего знакомого директора охотхозяйства, человека верующего, много благородных оленей. И мне уже священником ради интереса удавалось подобраться к ним, когда они целой семьей стояли в лесу. Это довольно трудно.
-Почему?
-Сам олень ходит, кричит, копытом землю бьёт. Где-то другой кричит – и обоим уже ни до кого нет дела. А самки всё время смотрят по сторонам, слушают. Я посчитал – их оказалось пять. И стал наблюдать. Вот сейчас никто меня не видит: раз – и перешел за ёлку. Опять смотрят. Не шевелюсь минут десять или больше. Снова перейду…
А ещё зимой промысловики ставят капканы.
-Промысловики?
-Да, люди, профессионально добывающие пушнину. Раньше была система поддержки промысловой охоты. Сейчас она зачахла. А эти охотники были интересными людьми. Жили они поодиночке, далеко друг от друга, в глухой тайге.
-Да, совсем отшельники…
-Уже священником я уходил в лес и читал Иисусову молитву. Хорошо: идёшь по лесу – и ничто тебя не отвлекает. Впрочем… Как-то иду вдоль опушки, гляжу – на дереве сельский врач сидит. Я машинально здороваюсь, он мне тоже: «Добрый вечер!» И только тут я соображаю, что доктор – с ружьем, а перед нами – поле овса, и, значит, идет охота на медведя, а вокруг поля, стало быть, так же на деревьях сидят компаньоны нашего лекаря.
— А для чего медведю овес?
— Любимая еда. Медведь приходит в сумерках, бредёт по полю и то правой лапой, то левой загребает себе в пасть пучки колосьев. За ним остается тропа в виде косички.
— Так чем же завершилась история с доктором?
— Я сразу же развернулся. А медведь в тот вечер на овес не вышел. Нашей с доктором вины здесь не было: мы встретились с ним задолго до сумерек – охотники только успели расположиться на лабазах. Так что медведь не пришел по каким-то своим причинам. Но раздосадованные компаньоны ругали именно доктора, мол, затеял беседу с батюшкой: «Ты бы еще спустился за благословением!» На что доктор отвечал: «Вот, может, если бы взял благословение, охота бы удалась».
-Вы, наверное, жалеете о том, что больше не охотитесь?
-Нет. Это уже, что называется, дело прошлое. Совершенно очевидно: если у священника есть пропитание, охотиться ему не следует. Но вот когда на Аляске православные приходы обезлюдели, батюшкам, чтобы прокормить семью, приходилось заниматься охотой. Скорее всего, не только любительской, но и промысловой, профессиональной: добывать пушнину – и зарабатывать средства к существованию.
Православие – это религия сути, религия здравомыслия. Оно не требует, чтобы человек доходил до крайностей. Крайности – от лукавого. У нас принято сложные вопросы решать по рассуждению. От вопросов, которые нам не по силам, Господь обычно уберегает нас.
Беседовала Наталия ГОЛДОВСКАЯ