(Продолжение. Начало в №№ 2—3)
«ЛИРЫ ПИНДАРА МНЕ НЕ ДАНО В УДЕЛ»
В 1812 году открылась Императорская публичная библиотека. Служить в ней пригласили выдающихся литераторов: Крылова, его друга Гнедича, переводчика «Илиады» Гомера.
Среди сотрудников библиотеки оказался издатель, которому юный Крылов принёс свою первую оперу. Трогательной была их встреча. Издатель сохранил детскую рукопись Ивана Андреевича и вернул её автору.
«Крылов всё приобретал случайно. Быстро покончил с трагедиями — и начал писать комедии. Знал французский, после 20 лет выучил итальянский, а на шестом десятке — за два года греческий язык», — отмечал биограф писателя Лобанов.
Если Иван Андреевич чем-то увлекался, всегда добивался своего. Он купил сочинения древнегреческих классиков. Очень дорогие. Читал их. Об этом никому не рассказывал. Его знание древнегреческого открылось случайно. Крылов слышал, как Гнедич жаловался, что не понимает строчку в «Илиаде». Иван Андреевич перевёл её на русский язык. Тогда ему устроили экзамен — и он переводил отрывки из «Илиады», которые открывали наугад.
Но Крылов быстро потерял интерес к греческим классикам. Русский классик забросил их под кровать. И служанка дорогими книгами растапливала печи.
Зато во многих баснях слышны отголоски мощной древнегреческой поэзии:
Так я крушуся и жалею,
Что лиры Пиндара мне не дано в удел:
Я б Александра пел.
Это «Чиж и Ёж». Ну не басни же сочинять про великого императора?
«А Я, ПРИЯТЕЛЬ, СЕД…»
В том же 1812 году началась война с Наполеоном. У Крылова и прежде бывали в баснях оригинальные, не заимствованные сюжеты. А в годы войны появлялись часто. На все времена годились его мысли и советы:
«…Ты сер, а я, приятель, сед,
И волчью вашу я давно натуру знаю:
А потому обычай мой:
С волками иначе не делать мировой,
Как снявши шкуру с них долой».
Седой фельдмаршал Кутузов вслух читал эту басню офицерам на фронте.
Знаменитые «Лебедь, щука и рак» появились как реакция на поведение союзников России:
Когда в товарищах согласья нет,
На лад их дело не пойдет.
…А воз и ныне там.
Но Крылов забывал, по какому поводу писал басни. Не всегда узнавал свои строки и говорил:
— Я не помню ничего…
Иногда добавлял:
— Это грехи прошлых лет.
«КОГДА ТАЛАНТЫ СУДИШЬ ТЫ…»
Вторая половина жизни писателя со стороны кажется однообразной, спокойной и бедной на события. Но это не так. Главные события происходят у творческого человека внутри. В том числе — встречи с Богом.
Иван Андреевич жил на казённой квартире при библиотеке. Ходил на службу через улицу. Ездил в Английский клуб и в гости. Изредка сочинял. Много читал. Оставлял пометки на полях. На дерзкие стихи Гюго: «Если бы я Богом был, я отдал бы миры…» — заметил:
Мой друг, когда бы был ты Бог,
То глупости такой сказать бы ты не мог.
По несколько раз перечитывал Крылов незамысловатые старые романы — чтобы ум отдохнул. Так он говорил. Очень любил покушать. Эта его слабость всем была известна. Даже императрица Мария Фёдоровна охотно приглашала Крылова на царские обеды. Он ел с аппетитом. Однажды сосед за столом шепнул ему:
— Иван Андреевич, пропустите какое-нибудь блюдо. Дайте императрице вас попотчевать.
Мудрый человек Крылов отреагировал мгновенно.
Но не в любой компании он оставался:
Когда почтен быть хочешь у людей,
С разбором заводи знакомства и друзей.
Однажды званый обед начался с эпиграмм, осуждения. И Крылов исчез.
— Мне стошнилось, — объяснял потом.
Словно предупреждая нас, Иван Андреевич писал:
Когда таланты судишь ты,
Считать их слабости трудов не трать напрасно;
Но, чувствуя, что в них и сильно, и прекрасно,
Умей различны их постигнуть высоты.
«САМЫХ ЧЕСТНЫХ ПРАВИЛ»
Мнением Крылова дорожили. Его мудрость помогала людям. Князь Вяземский вспоминал: «Пушкин читал своего «Годунова», ещё не многим известного… В числе слушателей был и Крылов. По окончании чтения я стоял тогда возле Крылова, Пушкин подходит к нему и, добродушно смеясь, говорит:
— Признайтесь, Иван Андреевич, что моя трагедия вам не нравится, и, на глаза ваши, не хороша.
— Почему же не хороша? — отвечает он. — А вот что я вам расскажу. Проповедник в проповеди своей восхвалял Божий мир и говорил, что всё так создано, что лучше созданным быть не может. После проповеди подходит к нему горбатый, с двумя округлёнными горбами спереди и сзади. «Не грешно ли вам, — пеняет он ему, — насмехаться надо мною и в присутствии моём уверять, что в Божьем создании всё хорошо и всё прекрасно? Посмотрите на меня». — «Так что же, — возражает проповедник, — для горбатого и ты очень хорош».
Пушкин расхохотался и обнял Крылова».
Александр Сергеевич помнил наизусть строки из басен. Цитировал в письмах, в разговорах. «Осёл и мужик» прочно хранились в памяти поэта:
Мужик на лето в огород,
Наняв Осла, приставил
Ворон и воробьёв гонять нахальный род.
Осёл был самых честных правил:
Ни с хищностью, ни с кражей не знаком…
И сразу вспоминается пушкинское:
Мой дядя самых честных правил…
Александр Сергеевич заимствований не терпел. А тут почувствовал: точнее не скажешь.
Крылов видел гениальность Пушкина. В начале 1830-х годов богатый книгопродавец устроил обед для литераторов. Иван Андреевич сидел на самом почётном месте: между Жуковским и Пушкиным. Баснописца просили сказать тост. Он хотел говорить о Пушкине. Но его убедили, что Жуковский «важнее». Выбрать между Пушкиным и Жуковским было трудно. Крылов согласился. Отступил от своей воли и чутья.
«А БЕЗ ЛЮБВИ КАКОЕ УЖ ВЕСЕЛЬЕ?»
В 1838 году праздновали пятидесятилетие творческой деятельности Крылова. Подобное торжество происходило в России впервые. Князь Одоевский говорил речь:
— Ваши стихи во всех концах нашей величественной Родины лепечет младенец, повторяет муж, воспоминает старец; их произносит простолюдин как уроки положительной мудрости, их изучает литератор как образцы остроумной поэзии, изящества и истины.
Князь не сказал, что Крылова читают монахи в монастырях. Оптинские святые любили басни, особенно преподобный Амвросий.
Уже в ХХ веке архиепископ Иоанн (Шаховской) советовал родителям учить басни с детьми. Писал об Иване Андреевиче: «Он… подобен мудрецу, загадывавшему царям загадки, чтобы их научить и вразумить».
В 1841 году Крылов ушёл в отставку. Ему исполнился 71 год. Из казённой квартиры писатель переехал на тихий Васильевский остров. Жил уединённо. Брат Лев умер — и у Ивана Андреевича не осталось родственников. «Лучшие друзья его были в могиле; лета, а особливо тучность отяготили его; сердце осиротело, он грустил. Посещаемый литераторами, он был разговорчив, ласков и всегда приятен», — вспоминал Лобанов.
«Бывал ли он влюблён? — задавал вопрос князь Вяземский. — …сказал он как нельзя милее:
Любви в помине больше нет,
А без любви какое уж веселье?»
Двести басен написал Крылов. Двести шедевров. «На него никогда не пройдёт мода, потому что успех его от неё никогда не зависел. Никто не откинет Крылова, кто читает для того, чтобы окрепнуть умом и обогатиться опытностию», — считал Пётр Плетнёв.
«ДОВОЛЬНО СЕРДЦА ОДНОГО»
Иван Андреевич купил дом, но вселиться в него не успел. «Он умер в осьмом часу утра 9 ноября 1844 года… За несколько часов до кончины он сравнил себя с крестьянином, который, навалив на воз непомерно большую поклажу рыбы, никак не думал излишне обременить свою слабую лошадь только потому, что рыба была сушёная. Крылов в обыкновенном, ежедневном разговоре, увлекаемый своим талантом, беспрерывно говорил экспромтом сравнения, которые могли бы послужить материалом для превосходных басен».
«С истинным христианским чувством приобщился он Святых Таин, произнёс слабым голосом: «Господи, прости мне прегрешения мои!» — и глубоко вздохнул. Вздох этот был последним вздохом незабвенного Крылова…» — вспоминал Лобанов.
Чтоб Бога знать, должно быть Богом.
Но чтоб любить и чтить Его,
Довольно сердца одного.
Это важнейшая мудрость Ивана Андреевича Крылова.
Наталия ГОЛДОВСКАЯ