ЛАВОЧКА И ДРУГИЕ

(Продолжение. Начало в №№ 6.2002—1.2023)

КОМПАНИЯ

— А ваш стульчик удобный? — спрашивает старушка в храме.

Я встаю:

— Попробуйте. Только садитесь осторожно, всё-таки у этой лавочки не четыре, а только три ножки.

Садится. Встаёт.

— Спасибо!

В следующий раз вижу старушку в храме с лавочкой — такой же, как у меня. Пропала моя единственность! Зато в компании веселее.

ЕСТЬ ОТВЕТ

День на день не приходится. То летаю, как птица, то ползу, как черепаха. В один из таких ползучих дней у меня вырывается:

— Ох, гипоталамус!

Почему гипоталамус? И понимаю: это я так высказала недовольство — и стало легче. Потому что засмеялась. Вспомнила, как говорил мне духовный отец:

— Не посмеёшься — раком заболеешь.

Мы часто смеялись. Но однажды я стала шутить, а он сказал:

— Прости нас, Господи! Смеёмся над нашими немощами.

Он знал меру, видел черту, за которую не надо заходить.

ПОБЕЙ МЕНЯ!

Еду к отцу Георгию с больной головой. Вспоминаю по дороге, что к преподобному Амвросию Оптинскому приходили крестьянки. От тяжёлой работы у них болели головы. И они знали: старец поможет. Просили:

— Батюшка Абросим, побей меня!

Он легонько стукнет крестьянку кулачком по голове — и боль уходила.

Вот и я с порога сказала:

— Батюшка Георгий, побей меня!

— Зачем же тебя бить? Не надо, — возразил он.

Тогда я рассказала про крестьянок и пожаловалась:

— Голова болит.

— Иди сюда! — позвал батюшка.

Мы подошли к книжному шкафу. Там на полке стоял освящённый елей. Отец Георгий прочитал молитвы Великой Пятницы. Помазал меня маслом. И моя голова болеть перестала. Навсегда.

У праведников разные подходы к проблеме. А результат — один.

ПОЭТЫ

Я люблю этот город под шапкой тумана,

Нахлобученной на крыши домов.

Ветер бродит по улицам узко и странно,

Натыкаясь на сети из проводов.

Это впечатления юности. Я писала стихи. И вокруг меня были поэты, поэты, поэты. Двое шли справа и слева. Они были так же молоды и бесшабашны, как я. Мы говорили громкими голосами, читали стихи.

А один поэт всё время шёл поодаль, изредка приближался к нам, произносил несколько слов. Он был старый и понимал это. Ему уже исполнилось 28 лет.

Как относительно время! Теперь бы я сказала:

— Такой молодой!

Папа одного из поэтов в юности посылал свои стихи Максиму Горькому. Тот ответил: «Молодой человек, вы обязательно будете писать, как-то: докладные записки, отчёты».

Все мои поэты тоже выбрали эти жанры. И всё-таки хорошо, что когда-то они сочиняли стихи и громко читали в городе под шапкой тумана.

МАРКСИСТСКОЕ

Чехов в Крыму шутил:

— Я стал марксистом.

Он продал свои труды издателю Марксу — и на эти деньги построил в Ялте дом.

А я марксистом не стала. Хотя на факультете журналистики проходила кучу марксистско-ленинских предметов. Особенно мне запомнился один преподаватель. Я была у него на парочке лекций. Относилась к его словам с юмором. Как иначе?

На первой лекции преподаватель показал нам красный блокнотик и пообещал записывать туда наши неблагонадёжные высказывания. Кое-кто смекнул: лучше помалкивать.

Тогда же он задал вопрос:

— Наша страна, знаете, до чего дошла?

Мы затаили дыхание. А преподаватель ответил:

— Наша страна дошла до того, что стала атомные пароходы строить!

Это была гордость. То, что он атомоходы обозвал пароходами, для него — сущая ерунда.

— Вот вы не ходите на мои лекции, — вещал преподаватель в другой раз. — А мою лекцию о партийном съезде на магнитофон записали. Я потом слушал и плакал.

Хорошо, что меня там не было. Тоже всплакнула бы.

Про него рассказывали такую историю. Когда из страны «выдворяли» Солженицына, преподавателю поручили ответственное дело — выступить на митинге. И он врезал диссидентам по полной:

— Эти отщепенцы бегут, как крысы с тонущего корабля!

Народ притих. А преподаватель не понял, что сравнил страну с тонущим кораблём. Ему потом вроде бы пытались это объяснить. Бесполезно.

На семинары к нему ходить надо было. Иначе строжал деканат. Я сидела в последнем ряду и помалкивала. А одна идейная студентка всё время отвечала, отвечала.

И вот последний семинар. Преподаватель зачитал фамилии тех, кому он поставил зачёт автоматом. Моя фамилия прозвучала. Идейной студентки в списке не оказалось, и она попросила слова.

— Вы, наверное, ошиблись, — сказала идейная студентка. — Автомат надо было поставить мне (и назвала свою фамилию), а не (и назвала мою фамилию).

Обличила меня, но главное — обличила преподавателя. И он ответил:

— Я никогда не ошибаюсь! Посмотрим, как вы сдадите зачёт!

Как она сдала, не знаю. Мне не приходило в голову за ней наблюдать. Зато знаю, что молчание — золото. И что Господь меня помиловал.

СОЖАЛЕНИЕ

Современники жалели Пушкина:

— У него нет Пушкина!

Все зачитывались стихами и прозой Александра Сергеевича. Он тоже однажды в восторге воскликнул:

— Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!

Так был доволен написанным. Но для него читать своё — всегда было работой: заменял слово, прояснял смысл. Пушкин читал Жуковского, Крылова. Много кого.

А у Чехова не было Чехова. Он до конца жизни исправлял свои рассказы. И зачитывался «Войной и миром» Толстого, Пушкиным. Много чем.

Я редко читаю Пушкина. И редко читаю Чехова. Обычно в отпуске. В будни некогда. Почему? Суета? Вероятно.

Много раз слышала от разных людей:

— Вот уйду на пенсию — буду читать классиков.

Не читают. Нет навыка не спешить, размышлять, наслаждаться красотой и богатством слов. А классики без этого навыка не открываются. Пушкин есть — и нет Пушкина. Чехов есть — и нет Чехова. Ещё хуже: Евангелие есть — и нет Евангелия.

Неужели итогом жизни станут суета и пустота?

ХОРОШАЯ ЖИЗНЬ

— А всё-таки мы прожили хорошую жизнь! — сказала я пожилой женщине. Она жаловалась, как ей всегда было трудно, мучительно.

— Ничего хорошего в ней не было! — возразила женщина. — До прихода к вере.

Меня этот вывод поразил. Конечно, у неё было хорошее. И любовь возникла. И дети родились. Но осталось ощущение неполноты. Полноту жизни даёт только Бог.

Когда-то к отцу Георгию пришёл молодой человек и пожаловался:

— У меня родители неверующие.

Потом, чтобы их обелить, добавил:

— Но они очень любят меня.

— Поэтому ты пришёл к вере, — сказал батюшка.

Неужели люди не находят Бога, потому что не знают любви? И живут — как животные. Порой — очень симпатичные. Иногда — крайне неприятные. Питаются, развлекаются, следят за чистотой. Интересуются окружающим, развлекаются, строят норки. Даже мир исследуют, высокие науки развивают. Но не стоят челом перед вечностью — как положено человеку. Ограничиваются материально-душевными интересами. Не знают Любви. Любовь — одно из имён Бога.

А ГДЕ ОН?

Из-за границы приехал старенький владыка. Он уже был на покое, ослабел и жил в своём мире — мире молитвы. Только молитвой интересовался.

О владыке я рассказала отцу Георгию. А он вдруг оживился:

— Я с ним в молодости дружил! Он был моим преподавателем в Духовной академии. Можешь его к нам в храм позвать?

Владыку привезли в воскресенье перед литургией. Он ушёл в алтарь, там молился, причащался. Потом его пригласили на трапезу.

Отец Георгий радовался. Владыка тоже был радостным, благожелательным. Покушал с аппетитом. Поблагодарил.

Батюшке хотелось показать давнему другу храмовый комплекс. Мы пошли на экскурсию. Владыка внимательно смотрел, слушал. Тут я сказала:

— Хочу подарить вам новую книгу протоиерея Георгия Бреева.

Владыка заинтересовался, взял книгу и неожиданно произнёс:

— Где он — протоиерей Георгий Бреев?

— Вот, рядом с вами, — ответила я и указала на батюшку.

Владыка поглядел на него и отвернулся. Не узнал давнего молодого друга в пожилом, седом, статном священнике. Словно владыка уже вышел из времени — и всё прежнее осталось там. Новая встреча не состоялась. Отложилась до вечности.

Наталия ГОЛДОВСКАЯ

(Продолжение следует)