«Нередко меня спрашивают:
-Как надо исповедоваться?
Самый прямой и решительный ответ на это может быть такой:
-Исповедуйся, словно это твой предсмертный час, словно это последний раз, когда ты на земле можешь принести покаяние за всю твою жизнь, прежде чем вступить в Вечность и стать перед судом Божиим. Исповедуйся, словно это последнее мгновение, когда ты можешь сбросить с плеч бремя неправды и греха, чтобы войти свободным в Царствие Божие.
Если бы мы так думали об исповеди, зная, что в любое мгновение можем умереть, то не ставили бы перед собой столько праздных вопросов. Наша исповедь тогда была бы предельно искренна, правдива и пряма. Мы бы не старались обойти тяжёлые, оскорбительные, унизительные для нас слова, а произносили бы их со всей правдой и резкостью.
Мы не задумывались бы над тем, что нам сказать, а чего не говорить, но сказали бы обо всём, что считаем грехом, что делает нас недостойными звания человека и христианина. Не было бы у нас желания уберечь себя от тех или иных беспощадных слов: мы бы знали, с чем можем войти в Вечность, а с чем – нет».
Ровно двадцать лет назад Свято-Данилов монастырь выпустил небольшую книгу проповедей митрополита Антония Сурожского «Во имя Отца и Сына и Святого Духа». Это чуть ли не первое издание слов владыки, появившееся у нас. Есть там и эта проповедь перед исповедью.
Тексты в книгах владыки были плохо отредактированы – по существу, это подстрочные переводы с английского языка. Но и сейчас берёшь книгу в руки, открываешь на любой странице, начинаешь читать – и оживает душа. Так действует на неё встреча с человеком, имеющим живую веру.
Митрополит Антоний обращался к нам – своим современникам. Спокойным, ровным голосом рассказывал об удивительных вещах. Вспоминал:
«Большую часть детства я провёл в Персии, где мой отец до революции был консулом. Из этой эпохи помню, что по вечерам мы с бабушкой молились минуты полторы: «Спаси, Господи, папу, маму, бабушку, дядей, братьев, сестёр и дядю Кирилла (он был на войне)».
И это всё. Моё религиозное воспитание было элементарным. Когда в 1920 году мы выехали из Персии, прекратилось и оно. Долго, в течение трёх лет мы блуждали, пока не осели во Франции. Потом я жил в школе-интернате – и попадал домой в субботу к вечеру, а в воскресенье после обеда возвращался в школу. Конечно, и речи не было о том, чтобы возить меня в церковь и тратить на это мои свободные часы.
Но раз в год в Великую Пятницу меня в церковь возили – в надежде, что я там что-то переживу. Я не был религиозно-настроенным мальчиком. И скоро обнаружил в себе замечательное свойство: стоило мне глубоко вдохнуть запах ладана – и я падал в обморок. Меня тут же увозили домой.
Когда мне было лет четырнадцать, мы впервые нашли квартиру, где мама, бабушка и я, наконец, могли жить вместе. До этого мы кочевали. Мне представлялось, что жизнь – это джунгли, полные опасностей, и надо было каждую минуту защищаться или хотя бы не дать себя смять…
А тут в пределах нашей маленькой квартирки я вдруг почувствовал счастье. И испугался его больше, чем всех трудностей жизни. Бог тогда не существовал для меня… Ни во что особенно я не верил, потому что был очень молод, никаких общественных идеалов у меня не было. Я чувствовал себя русским – и это единственное, что у меня было.
И вдруг оказалось, что счастье – это отсутствие борьбы, движения, какой-то застой. Я ужаснулся тому, что в этом счастье можно прожить целую жизнь без содержания, цели. Это вроде того, как если бы мне предложили лакать сливки до скончания века…»
Только в пятнадцать лет будущий митрополит впервые прочёл Евангелие. И реально почувствовал рядом живого Христа:
«Я обнаружил в Евангелии вещь, которая переменила моё отношение к людям: Бог – Творец всех, и Он всех сотворил по любви, призывая Его познать, разделить с Ним Его жизнь и стать Его детьми».
Позже ему открылось ещё, «с каким уважением, как вдумчиво, серьёзно Бог относится к человеку: человек для Него не раб, не слуга, а свой, родной. И Бог не согласен устанавливать с нами отношения ниже равенства, конечно, того равенства, которое может быть между Ним и человеком. Он нас призывает быть Его сыновьями, дочерьми…»
Мальчик вырос, стал врачом, потом монахом, священником, иерархом. Успел увидеть, как стало рушиться то, что десятилетиями создавалось у них в церковном приходе. Всё доброе рушится на земле. Но закваска остаётся. Божии семена посеяны.
С благодарностью вспоминаем мы владыку Антония и его слова, напоминающие нам о Вечности. С радостью слышим признание:
-От меня никогда не отошло то чувство, которое я испытал, когда обнаружил, что воскресший, живой Христос – передо мной.
4 августа – 10 лет назад преставился к Богу митрополит Сурожский Антоний (Блум)