«Извините, дорогая моя, что до сих пор не писал вам, времени не было. Не то что у меня времени не было, а вообще не было времени в Петербурге: ни времени года, ни времени дня или ночи. Не разберёшь, что это: день ли, ночь ли, зима ли, осень ли… Вообрази, что несколько дней мы работали в лаборатории с утра до ночи при газе: в 9 утра газ зажигался, да так и горел до ночи. На улице облака тумана, застилающие и небо, и Неву, и улицу, и дома. Сверху идёт не то дождь, не то изморось. Хоть убей, не разберёшь ничего! Тепло кажется — два градуса тепла, а выйдешь, тебя охватывает таким сырым холодом, что так и вздрагиваешь невольно».
В пятницу 28 ноября 1869 года Александр Порфирьевич Бородин сочинял послание жене в Москву. Екатерина Сергеевна часто жила далеко от мужа. Она болела астмой и не переносила промозглого петербургского климата. Только литературно одарённый человек мог так писать.
ЕСЛИ БЫ НЕ…
Всемирную известность Бородину принесли два таланта: учёного-химика и композитора. Как они уживались вместе? Дмитрий Иванович Менделеев, автор периодической системы элементов, негодовал:
—Если бы Бородин не тратил время на музыку, он мог бы достичь гораздо большего в химии!
А ведь у него было около сорока научных работ.
Пётр Ильич Чайковский сожалел:
—Если бы не химия, Бородин написал бы гораздо больше красивой музыки!
Кстати, музыкальных произведений у Бородина – тоже около сорока.
УРОКИ ЗА ПОЛТИННИК
Родился Саша Бородин в Петербурге в 1833 году. Его отцу — князю Луке Степановичу Гедианову (Гедеванишвили) было 62 года, а маме Авдотье Константиновне Антоновой — 25 лет. Саша был записан сыном крепостных слуг князя и долго не знал, почему воспитывается в доме у тётеньки. Так он называл мать. Только в отрочестве ему сказали правду.
Ребёнок был красив в отца, но очень слаб и болезнен. Врачи не советовали учить его: зачем такие нагрузки? Но мать рассуждала иначе: Саша сметлив, учиться ему нетрудно. Пусть занимается!
Каменный дом Авдотьи Константиновны стоял недалеко от Семёновского плаца. Там часто играл военный оркестр. Маленький Саша перезнакомился со всеми музыкантами, слушал, как звучат инструменты. Мать заметила его интерес к музыке и договорилась с солдатом, игравшим на флейте, чтобы приходил учить сына. Тот за полтинник давал Саше первые уроки музыки.
УЧЕНЬЕ
Авдотья Константиновна считала: самое лучшее — это домашнее образование. И у Саши появился друг Миша Щиглев. Мальчик поселился в доме, подростки занимались вместе. Оба мальчика были музыкальны, быстро освоили фортепиано и играли в четыре руки. Миша потом стал дирижёром, педагогом.
Мать души не чаяла в Саше. Баловала сына, но не испортила его: всю жизнь он был внимателен к другим, мягок, спокоен, неприхотлив.
Брат Бородина вспоминал, как однажды профессор Медико-хирургической академии Ильинский проэкзаменовал Сашу «на французском и немецком языках по математике, истории, географии и пр.». И в неполных шестнадцать лет (!) Бородина приняли в Академию.
НАУКА ПОБЕЖДАЕТ
Мать продала дом и купила новый — в три этажа, недалеко от Академии, чтобы Саше было легко добираться до неё. Учился он прекрасно.
Занятия музыкой продолжались. Бородин взял несколько уроков игры на виолончели. Он, Миша Щиглев и ещё один молодой скрипач часто собирались вместе и музицировали. Ходили на концерты.
Ещё одно интересное занятие появилось у Бородина — химия. Ничего странного тут нет. Вокруг него было много увлечённых людей. Александр занимался под руководством самого «дедушки русской химии» Зинина и делал большие успехи.
После Академии Александра Порфирьевича приняли на работу в военный госпиталь врачом-ординатором. Уже через год он защитил диссертацию и стал доктором медицины.
Тогда же Военно-медицинский учёный совет направил его в город Солигалич изучать состав местных минеральных вод. Эта работа принесла молодому учёному широкую известность. До сих пор в Солигаличе, в Костромской области, существует санаторий имени Бородина.
ТАЛАНТ СОПРОТИВЛЯЕТСЯ
И вот Александра Порфирьевича направили за границу для усовершенствования в химии. В Германии, в Гейдельберге, он занимался вместе с Менделеевым, Боткиным, Сеченовым. Какие имена!
1861 год. О музыке Бородин почти забыл. Наука увлекла его. Но не так просто зарыть талант в землю. В Гейдельберг приехала пианистка Екатерина Сергеевна Протопопова. Судя по фамилии, из священнического рода. За границу она отправилась по рекомендации врачей.
В Гейдельберге приезжие из России останавливались у Гофмана. Когда-то он был профессором Московского университета, женился на русской. Екатерина Сергеевна попала в этот пансионат и в первый же вечер её уговорили поиграть для гостей. Она вспоминала: «Пока я играла, Бородин был у рояля и весь превратился в слух». «…непринуждённое остроумие так и било из него ключом. Понравилось мне в нём и его любовное отношение к музыке, которую я боготворила».
«Наше духовное сближение прогрессировало, мы часто бывали вместе. День его устраивался так: с 5 утра до 5 вечера — химическая лаборатория; с 5 до 8 — наши с ним прогулки по горам… с 8 или с 9 вечера и до 12 ночи — музыка в зале гофмановского пансиона». Примерно в таком темпе он потом жил всегда.
Прошло лето. Наступил октябрь — и здоровье Екатерины Сергеевны резко ухудшилось. Надо было ехать в Италию. Бородин сопровождал её и на зиму остался в Пизе, занимался химией в местном университете. А чтобы заработать на жизнь, по вечерам играл на виолончели в оркестре оперного театра.
Александр Порфирьевич и раньше сочинял музыку. Теперь этот талант рос: композитор был влюблён, душа пела.
«МОГУЧАЯ КУЧКА»
В Петербург молодые люди вернулись вместе в ноябре 1862 года. Мать Бородина познакомилась с Екатериной Сергеевной — и та уехала в Москву. Через месяц Александр Порфирьевич приехал к невесте — и она была поражена его успехами в музыке. Что же произошло? Бородин познакомился с Балакиревым и вошёл в его кружок.
Позже это объединение композиторов шутливо назвали «Могучей кучкой». Там собрались люди, для которых музыка не была главным занятием. Скажем, Кюи был профессором фортификации. А Римский-Корсаков служил морским офицером. Его Бородин узнал последним, когда офицер вернулся в Петербург из кругосветного путешествия. Они стали самыми близкими друзьями, хотя Римский-Корсаков был на одиннадцать лет моложе Бородина.
А МУЗЫКА ПОТОМ
С Екатериной Сергеевной Бородин венчался через два года. Они поселились в казённой квартире при Академии. Материальные трудности преследовали их всегда. Бородин, ставший профессором химии, а потом академиком, всё время должен был подрабатывать. Он давал уроки, читал лекции. Занимался организацией Русского химического общества, женских врачебных курсов. Музыка была на последнем месте.
Римский-Корсаков вспоминал, как приходил к нему в гости, а Бородин уйдёт в химическую лабораторию, которая была рядом с квартирой, потом вернётся, сядет за рояль.
—Что ты там всё переливаешь из пустого в порожнее? — возглашал Римский-Корсаков.
Бородин только улыбался в ответ или отшучивался.
Удивительно много успевали делать люди в XIX веке! У них не было загнанности. Они часто встречались, сохраняли поразительную внутреннюю свободу, остроумие, весёлость.
Как то в доме у Балакирева завелись мыши. Почему он решил, что лучшее средство от мышей — мышьяк? Неизвестно. Но за мышьяком Балакирев обратился к химику Бородину. В ответ пришло письмо:
«На всякий случай я заблаговременно начну писать реквием, ибо в покойниках недостатка не будет: или вы уморите мышей, или они вас уморят. Чтобы Вас не доводить до отчаяния, дам вам практический совет купить мышеловку; это и полезно, и безопасно, и занимательно».
КТО ТАКИЕ РУССКИЕ
«Бородин — талант огромный, оригинальный, самобытный… действительно русский», — считал Семён Николаевич Кругликов, музыкальный критик, преподаватель и директор Московского музыкального училища.
В России и за рубежом стали часто исполнять «Богатырскую» симфонию, симфоническую картину «В Средней Азии», струнные квартеты Бородина.
В 1884 году к композитору обратилась маркиза Л. де Мерси Аржанто. Она была поклонницей его музыки, просила прислать ей ноты. Но Бородин критично относился к себе, ему ничего не нравилось. Таково свойство больших талантов. Француженку это удивляло.
Бородин писал маркизе: «Вы говорите, сударыня: «Какие необыкновенные существа вы все в ваших льдах». — Вы должны были сказать: «Какие же вы чудаки!» И Вы были бы правы. Мы ведь, действительно, большие чудаки».
Он обещал посвятить ей пьесу для фортепиано. И, несмотря на занятость, написал «Маленькую сюиту». В ней объяснил французской маркизе, кто такие русские. Начинается сюита звоном колоколов, потом возникает тихая, чистая мелодия. Эта часть называется «В монастыре».
В ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ МАСЛЕНИЦЫ
Оперу «Князь Игорь» Бородин писал по «Слову о полку Игореве» — древнему русскому сказанию. Дело продвигалось медленно.
«Вчера приезжал к нам Римский-Корсаков, — записал однажды Александр Павлович Дианин, — и плакал, и молился перед иконами, и клялся, что дело русской музыки погибает, что необходимо закончить «Князя Игоря»… а окончить может только он один».
Это произвело на Бородина впечатление. Но ситуацию не изменило. Надо было перекладывать отрывки из «Князя Игоря» для оркестра.
—Вы переложили этот нумер? — спрашивал Римский-Корсаков в другой раз. —Переложил, — отвечал Бородин.
—Слава Богу! Наконец-то!
—Я переложил его с рояля на стол, — отшучивался Александр Порфирьевич.
14 февраля 1887 года Бородин писал жене в Москву: «Итак, голубушка моя дорогая… Завтра «у нас» танцевальный вечер; будет необычайно прекрасно…»
Был последний день масленицы. Гости веселились от души. В разгар праздника Александр Порфирьевич упал. Он умер от остановки сердца. Екатерина Сергеевна пережила его на четыре месяца.
Оперу «Князь Игорь» Бородин так и не окончил. Завершили её Римский-Корсаков и Глазунов.
…До Лавры гроб с телом Бородина несла на руках молодёжь. Пели «Святый Боже» и «Вечную память».
Наталия ГОЛДОВСКАЯ
13 ноября исполнилось 180 лет со дня рождения Александра Порфирьевича Бородина