«Хотя теперь и Четыредесятница, но не хочется упустить случая написать вам докучливую сказку, которую мы недавно прочитали в одной книге напечатанную: жили-были журавль да овца, накосили они себе стожок сенца. Не начать ли басню опять с конца?
Басня эта похожа на моё положение: всякий день начинай опять с конца выслушивать докучливую сказку».
Это из письма преподобного Амвросия Оптинского к духовной дочери. И как ни казалось батюшке тяжело «выслушивать докучливую сказку», он занимался этим без выходных.
Страшился зарыть в землю данные ему Богом таланты.
А ещё старец диктовал: «Всякое лишение и всякое побуждение ценится Богом, по сказанному в Евангелии: нудится Царствие Божие, и нуждницы восхищают оное. И дерзновенно и самовольно нарушающие правило поста называются врагами креста, им же бог чрево…
Разумеется, иное дело, если кто нарушает пост по болезни и немощи телесной! А здоровые от поста бывают здоровее и бодрее, и сверх того долговечнее бывают, хотя на вид и тощими кажутся. При посте и воздержании плоть не так бунтует, и сон не так одолевает, и пустых мыслей в голову меньше лезет, и охотнее духовные книги читаются, и более понимаются».
Батюшка был крайне немощен. Признавался: «Приходит пост Великий, которому прилично более всего благоразумное молчание (не то чтобы быть аки рыбы безгласныя, но вещание в меру). Потому что, по слову Василия Великого, всякую вещь украшает мера, то есть соразмерность, которая потребна будет более всего к предлежащему Великому посту.
Пишешь, что и матушка Н. начала побаиваться сего поста. И у тебя и у меня есть боязнь к оному. А это явно показывает, что крепость телесная уменьшилась у всех нас, разумеется, в разной мере. Кто был постником, тот боится, не надеясь соблюсти поста по-прежнему. А кто хромал и ослабевал в прежних постах, тот боится, что ещё более будет ослабевать и изнемогать противу надлежащих правил поста.
Я постником никогда не был, ссылаясь на немощь и болезненность телесную, и в оправдание своё придерживаюсь Апостольского правила (70 или около сего), в котором слабым родильницам на Страстной неделе разрешается виноградное вино и елей. Правильно или неправильно это, только немощь и болезненность телесная мудрена, и мудрено с ней справляться. Не без причины святой Исаак Сирин, первый из великих постников, написал: если понудим немощное тело паче (больше) силы его, то приходит смущение на смущение. Поэтому, чтобы бесполезно не смущаться, лучше снисходить к немощи телесной, сколько потребно будет.
Преподобный Иоанн Дамаскин говорит, что немощному смирение и благодарение полезнее непосильных подвигов телесных. Впрочем, кто прежде мог много поститься, тому не легко вдруг отступать от своего правила. Но и опять повторю, что нужда мудрена. Мы не выше святого Иоанна Златоуста, которого немощь телесная понудила жить в городе, чтобы иметь удобную пищу, хотя и простую, но удобоваримую. К стыду своему должно сознаться: как я никогда не был постником, то и написал вам всё сказанное как бы в своё оправдание; и к сказанному прибавлю Евангельское слово Самого Господа: могущий вместить, да вместит».
А ведь старец почти ничего не ел. Болезнь вынуждала его ограничиваться тем, что хоть как-то принимал желудок. В пост нагрузки у преподобного Амвросия увеличивались: «Сегодня суббота первой недели (Великого поста), и я уже два дня сижу простуженный от приходящих. Не говорю о том, что довольно было усталости с добавлением головной боли. Но не без причины глаголется: воздастся коемуждо по делом его. Ежели и без большого поста у многих болели головы, то как матушка Н. провела первую неделю? По-прежнему или по-новому как? Нужда и немощь мудрены, хоть кого заставляют смириться и покориться… Есть старинная пословица: где бритвы нет, там и шило бреет, нужда законов не имеет. Впрочем, так думаю я только, давнишний немощный и застарелый больной. А вдруг новому немощному трудновато поддаваться снисхождению. Впрочем, есть и святоотеческое слово, что мы должны быть не телоубийцами, а страстоубийцами. Но апостол пишет, что кийждо своею мыслию извествуется».
Преподобный Амвросий напоминал: девять заповедей блаженства для того и существуют, чтобы разным людям было удобно подойти к ним — кому с какой стороны ближе.
Разговоры старца серьёзны, но в них всегда звучит весёлая нотка: «Пишешь, что Н. во время поста находится в церковном затворе, а я и в пост и не в пост постоянно нахожусь на людском соборе и сборе и чужих дел на разборе.
Пишешь и ты, что моё положение исключительное. А в заведениях исключают неспособных. Вот, видно, и меня как неспособного к уединению судьба исключила и вринула в молву людскую…»
Старец утешал чад: «У Господа Бога милости много, хощет всем спастися и в разум истины приити». Заботливо предупреждал: «Воли человека и Сам Господь не понуждает, хотя многими способами и вразумляет. По силе своей позаботимся о других, а всё остальное предоставим Господу Богу. Некоторые толкователи Священного Писания объясняют, что Господь в Гефсиманском саду в последнюю ночь много плакал особенно потому, что знал: немногие воспользуются Его крестными страданиями, а большая часть по неразумию и по злой и упорной своей воле уклонятся в противную сторону».
И призывал к духовной трезвости: «…правильное мнение и здравое христианское рассуждение требует, чтобы мы не только поступки свои, но и самые мысли и мнения проверяли по правилам закона православного и по правилам и постановлениям святоотеческим, и прежде всего по заповедям Божиим. И что окажется в нас несогласное с заповедями Божиими и правилами святоотеческими, в том должно приносить покаяние и смиряться пред Богом и людьми, а не придумывать новые правила в своё оправдание».
Наталия ГОЛДОВСКАЯ
27 февраля — начало Великого поста